Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

16 апреля. 1. Яффо. Тель-Авив. Аккумулятор мой не работает, завел машину на ходу.

С Иркой, Яшкой, Златкой и Аськой были в «Едаграфе». Я следил за печатью «Молитвы»; Ирка чинила машину (аккумулятор) в гараже во дворе; дети смотрели, как работают, собирали наклейки и беседовали с Амноном (издателем шелкорепродукций).

С Иркой и детьми были в Кол-бо-шалом: купили Яшке намордник со стеклом для подводного плавания, Златке – купальник, Аське – шорты с ремнем и всем-всем по фалафелю.

Потом были у Нехамы Дуэк (у нее был датчанин Эрик) и ходили с ней, с Иркой и детьми по бутикам, искали Ирке одежду. Купили 2 кофточки, Ирке очень трудно что-то подобрать. «Портобелло» – красивый бутик с красивой хозяйкой. Ирка мерила там туники.

Я отвез Ирку и детей на автобус, и они уехали в Иерусалим.

Я зашел к Нафтали Безему, недолго был у него, нет у нас общих тем и интересов, но отношения хорошие.

С Нехамой Дуэк мы были у художника Авиноама Коссовского. Он показывал свои работы и советовался о выставке, он ученик Штрайхмана, способен, маньерист, мажет для удовольствия. У него некто худ. Арье Энштейн, старичок-дурачок.

Ночевали у Ев. Ар.

17 апреля. 2. Яффо. Тель-Авив. С утра – работа в «Едаграфе». Эзра Султан, Саша Арарий, Люши.

Я был у Рафи Лави, пили чай и беседовали о евр. искусстве. Рафи – мой антипод во всем. Кроме того, Рафи – это уже прошлое израильского искусства, но уже старичок; отцвел, как мотылек, не успев пожить.

Я был у Ихескеля Штрайхмана и Цили. Беседа за чаем. Они поражались моему ивриту и крайним идеям в искусстве. Штрайхман сказал, что я самый-самый авангардист в израильском мире. Я высказал ему свои взгляды на искусство, сионизм, иудейство; но Ихескель из другого мира; он европеец – и не может быть иным. Не исключено, что он почувствовал, что мое отрицание европейской дороги есть отрицание и его, Штрайхмана, работы тоже. Но я сказал ему, что он и Зарицкий – два лучших художника в Израиле. Ихескель видел мои текстовые работы.

Я ночевал у Ев. Ар.

18 апреля. Яффо. Тель-Авив. Утро. «Едаграф». Эзра очень внимателен ко мне. Был Саша Арарий.

Я был у «Едаграфе» до вечера. Начали печатать «Молитву» – линию.

Вечер. Некуда деваться, нечего делать, не с кем разговаривать, неуютно и грустно, и сотни знакомых – как деревья в лесу, не могут спасти от одиночества.

Я поехал к Орли Забин. Она встретила меня пьяная от гашиша, я курил с ней гашиш, она рассказывала мне о своей жизни, о встрече с Жаком Катмором, о чем-то еще. Я с трудом понимал ее, т. к. был уже под парами. И потом ушел от нее. Но мне пришлось дремать на заднем сиденье своей машины, пока я был в состоянии снова управлять машиной. Я ночевал в бездушной атмосфере квартиры Ев. Ар.

19 апреля. 4. Яффо. Тель-Авив. Рамат-Ган. «Едаграф». Печать обеих «Молитв». Мой контроль, выбор, поправки, рисование шрифта. Работал до вечера.

Позвонила Шарон Шакед, поехал к ней. Мы пили чай, и я расспрашивал ее, как она живет сейчас и что с ней. Потом мы поехали к ее друзьям Михаэлю Плашкесу и Марте. Михаэль, 50 лет, бывший моряк, а ныне фотограф и читатель-последователь каких-то индийских? теорий. И он что-то вроде ребе для Шарон. У него был некто психолог Моше Теслер, он работал в Шонау, когда мы были там (но мы не помним один другого). Мы беседовали, и потом Моше ушел, а мы еще ужинали, беседовали и сидели с Шарон и Михаэлем до самого утра. Плашкес в чем-то похож на Мишу Шварцмана; человек с большим внутренним самомнением и амбицией быть неким гуру. В споре я видел несколько раз, что он очень сильно раздражен, но скрывает это. Во внешности его есть что-то тоже от Шварцмана. Но в общем – забавный тип и, может быть, незаурядный.

Я отвез Шарон домой и еще беседовал с ней о ее картинах, относящихся к низу искусства, о среде, о прочем. Я сказал, что она должна многое изменить и начать учиться и пр.

20 апреля. 5. Тель-Авив. Иерусалим. Я был в «Едаграфе», к вечеру было закончено печатание обеих «Молитв». Был Саша Арарий, я беседовал с ним и что-то высказал, но главный разговор все же отложил на будущее.

Я выехал домой, в Иерусалим.

Дома: Ирка с Азерниковым на кухне разбирают покупки для седера пасхального, Тамара Гуткина в салоне. Яшка, Златка, Аська крутятся под ногами.

Все разошлись, и я рассказывал Ирке о своих похождениях в Т.-А.

21 апреля. 6. Иерусалим. Утро в собственной постели; как мы не ценим это блаженство.

Ирка готовится к седеру, я беседую с ней; пишу дневник.

Вечером у нас Пейсах. Яшка вел седер. Ирка наготовила всего, и Юля принесла всякого. Азерников был главный едок. Аська, Златка и Яшка искали афикоман[103] и получили от Юли кучу мастиков[104].

Позже вечером был у нас Саша Бененсон, мы пили с ним и Иркой чай; он получил еще год в университете; рассказывал очень остроумно о своих университетских тяжбах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное