Ковригин подошел к столу, опять стал важен, надел очки (на глаза не жаловался, но завёл привычку перед студентами вооружать себя очками). Однако сейчас же в нём возникло (или ожило?) совершенно иное зрение. Тотчас вспомнились чертежи отца, и даже те, какие Ковригин никогда не видел. Ему захотелось раскрасить квадратики и овальные фигуры, а потом и превратить их в макеты. Но цветных карандашей под рукой не нашлось.
– Ну, что же, – произнёс Ковригин, всё ещё проявляя себя главным экспертом. – Вроде бы точно, как и на моих набросках… то есть на набросках отца…
Острецов улыбнулся. Еле заметно.
– И какие были за неделю совершены путешествия? – спросил Ковригин.
– Вот на этом чертеже, – сказал Острецов, – красные стрелки. Ходы в северной части здания. Из подчердачья – во внутренние помещения. В частности, и в ваш прошлый ночной приют. И там тупик.
– Странно, – пробормотал Ковригин. – Странно. И впрямь – Леший и Мизгирь. Кстати, я говорил о том, что в первый год войны в северной части здания обитали какие-то особой породы мужчины, а потом куда-то пропали…
– Конечно, я помню об этом! – заверил Острецов. – Вы знали о них со слов матушки, то есть вашей бабушки, но и сами будто видели их…
– Выходит, что видел, – неуверенно произнёс Ковригин.
– Вот! Вот! Вы укрепляете мои надежды! – снова порадовался Острецов. – Конечно, были отправлены запросы по адресам. Но будто бы гриф секретности не снят. Полагаю, я всё же наведу справки по своим каналам. Однако время! Время! Нельзя упускать ни секунды!
– Согласен! – воскликнул Ковригин. – Согласен, Мстислав Фёдорович! И пора отправляться по известным мне ходам!
В Ковригине сейчас разгорались кураж и азарт, готовность к действию, объяснить какие можно было лишь позже, поостыв. С Ковригиным вышли четверо. Впереди поспешал бессловесный Афанасий Банников, видимо, назначенный быть проводником Ковригина к месту приложения им сил. Но, может быть, и надзирателем…
– Снаряжение и костюмы, – напомнил Банников.
Снаряжение, самое простое, было оговорено вчера. Верёвки, крюки, кушаки, лом, лопатки, ну и фонари, конечно… Костюмы же, возможно взятые со складов космических или водолазных лабораторий, ласковые внутри, напомнили Ковригину о наряде курьерши Лоренцы Козимовны. Удобными оказались и эластичные перчатки.
– С Богом! – движением руки Ковригин призвал к подвигам свою команду.
Увы, исследования Ковригина к открытиям не привели. Каменные ходы (два) от Реки до бомбоубежища Ковригин тотчас узнал. Именно ими он вместе с Юркой Шеленковым и Севкой… Опять – «он»! Ну и ладно. Разбор ощущений – потом! Только теперь ходы, выложенные большемерным кирпичом, стали уже и ниже. То есть, понятно, он вырос. И передвигаться приходилось согнувшись, а порой и ползком, что Ковригина раздражало, терпеть не мог тесноту и замкнутость пещер. К тому же не радовала влажность стен (от речной сырости), руки по ним скользили. Помнится, первыми были открыты выходы к бассейнам, тогда пустым, для них были устроены небольшие колодцы с люками-задвижками. Ковригин по железным скобам одолел колодец, нажал на знакомый ему выступ в камне, задвижка отползла в бок, предъявив небо, и тут же была возвращена на место (левый ход осмотрели позже, при спуске к Реке из бомбоубежища). И бомбоубежище Ковригина расстроило. То есть расстроило то, что все ответвления двух основных ходов оказались тупиковыми, а приборы, выданные Анатолию, показали, что никаких пустот, хоть бы и с ведро размером, впереди нет. Но крики, стоны и пение тем не менее были слышны и без звуковых аппаратов.
– Для начала хватит, – сказал Ковригин. – Теперь надо осматривать и прощупывать миллиметр за миллиметром. И всё же я укрепляюсь в версии имитационного устройства.
– Нет! Александр Андреевич! Нет! – воскликнула Алина. – Там не устройство! Там живое существо! Там…
– Вот, – и к глазам Ковригина лётчиком Анатолием был поднесён прибор, на зеленоватом экране его двигалась женщина.
– Надо продолжать… – печально произнесла Вера Алексеевна.
– Ну, ладно, – вздохнул Ковригин. – Продолжим наши игры. Но скорее всего – чужие игры.
Перекусили в оперативном домике и продолжили. И «верхнее» обследование, по классификации отца «Переход через Альпы», или путешествие из подчердачья внутристенными тайными лестницами к цокольному этажу «замка Блуа», удач не принесло. Ковригин хотел было оставить на галереях башен с колпаками Веру Алексеевну Антонову, отдыхать, но она обиделась, проворчала, что она не так и стара, и Ковригин к ней более не приставал. Да и что было толку приставать? Что было толку таскать с собой альпинистские приспособления? Что было толку использовать знакомые железные скобы и трещины в камнях, и мелкие даже щербинки?
Дальше-то что? Тупики.
К удивлению Ковригина, его доклад не столько опечалил, сколько обрадовал Острецова. Тот будто фельдмаршалом прохаживался перед четвёркой, вернувшейся с невидимой стороны ночного светила, но ничего путного там не добывшей. Однако Острецов не унывал.