Михаил Эдельштейн:
Первое. Если вернуться к сравнению нынешней прессы и дореволюционной, то я не вполне согласен с Абрамом Ильичом Рейтблатом. В «Новом времени» сосуществовали Буренин, Бурнакин, Меньшиков, Перцов, Розанов – они постоянно писали о литературе, а некоторые из них вели собственные литературные рубрики. Таким образом, неспециализированные газеты вполне могли создавать литературную среду, литературный контекст, могли быть полем литературной полемики. И не просто могли – были. В том же «Новом времени», чтобы не отвлекаться сейчас на другие издания, было напечатано несколько совершенно разных по оценкам, по выводам отзывов о романе Мережковского «Александр I».
Представить такое в современной общеполитической газете невозможно. А так как критика в значительной степени «переселилась» в газеты, то из нее уходит полемика, и это факт, на мой взгляд, драматический. Критика ведь не монолог, а полилог, она не существует вне среды. Сегодня литературные обозреватели если и спорят, то не по поводу текстов, а по поводу каких-то окололитературных сюжетов: надо или не надо сажать Сорокина, давать ли премию Проханову. У меня много причин любить «Русский журнал», и одна из них та, что там еще возможна полемика, хотя, конечно, это уже суррогат нормальной профессиональной дискуссии.
Второе. Я бы хотел сказать несколько слов в защиту сегодняшней газетной и тонкожурнальной критики. Ее принято ругать, но она тем не менее чутко отреагировала на одно очень важное изменение в литературном процессе, на которое не отреагировали или отреагировали в недостаточной мере традиционные критики. Об этом очень точно сказал Николай Александров в интервью «Русскому журналу»:
«Не обращать внимания на западный контекст – это тупик… Мураками стал русским писателем по сути, он влияет на современную русскую литературу… сегодня не русские авторы, а, скажем, Бегбедер или Хег заполняют в России мейнстримовскую нишу».
Более того, на этот факт практически не отреагировала традиционная русская литература, «толстожурнальная» словесность. Мейнстрим не отреагировал. Пишущих людей, отреагировавших адекватно, пока единицы, и их опыт не слишком удачен. Например, Дмитрий Бавильский прямо говорит, что хочет как романист занять нишу русского Акройда, русского Фаулза. Для меня несомненно, что динамика будет именно такой, движение будет идти в этом направлении. Мейнстрим, не берущий в расчет, что Мураками стал русским писателем, что вкус потребителя сформирован им, Теру, Акройдом, будет маргинализироваться и скоро перестанет быть мейнстримом.Наталья Иванова:
Так что же, печатать Мураками в журнале?