Либерализм: взгляд из литературы

Наталья Иванова:

Итоги нашей сегодняшней дискуссии подводить преждевременно, потому что она бесконечна. Но вот что любопытно. Об общественной функции, об общественном влиянии критики мы практически не говорили, поскольку и общественное влияние литературы сейчас, мягко говоря, не очень велико. Раньше критика была силой, организующей собственные политические партии: существовала именно партия «Нового мира», а не просто читатели этого журнала. Партия людей, которые эту критику принимали в качестве программы своей жизни, а не только пользовались ею при выборе тех или иных книг. Сегодня критика, как и вся литература, сузила сферу своего действия и воздействия.

Сегодня говорилось о том, что в литературе и в критике присутствует некая размытость. Как человек темперамента прежнего времени, я отношусь к этим тенденциям, в том числе и в своем собственном журнале, без энтузиазма. Я считаю, что четкое позиционирование направления, которое издание избирает и проводит, даже несмотря на сокращение тиража, сделало бы его гораздо более влиятельным, чем сейчас. Пусть будет меньше людей, которые читают, зато их воздействие на общественное сознание возрастет.

В качестве адресанта, формирующего своего адресата, в последние годы мы не можем соревноваться с издательствами, которые издают и то, и другое, и третье, но очень стараемся на них походить. О каком влиянии литературной критики можно при этом говорить? Только о влиянии на тиражи, на покупки. Но влияние на общественное сознание… Это более сложная проблема.

Года два-три назад мы решили, что надо увеличивать количество материалов, напрямую, а не только опосредованно (как проза, поэзия и т. д.) воздействующих на сознание читателя. Я посмотрела № 12 «Нового мира», посчитала полосы – количество таких материалов действительно увеличилось. Тем не менее авторы рефлексируют над литературой, они общественное сознание и в голову не берут. Почему? Я несколько лет назад спрашивала об этом Селюнина, когда заказывала ему статью на злобу дня. Зачем же он будет писать, сказал он, если журнал выйдет через два месяца, когда ситуация изменится, а ему надо, чтобы материал завтра же появился в газете. Другой пример: мы напечатали статью о результатах выборов еще в предвыборном пространстве, в № 9, сейчас она выглядит довольно смешно.

И такой ритм у каждого толстого литературного журнала. Когда я печаталась в «Огоньке» 1989 года, то получала мешок писем и понимала, какое влияние статья оказывает. Сегодня после статьи звонит, например, Андрей Битов, Валерий Попов, и это просто реакция на литературно-критическую статью обиженного автора. Литературная критика, которая, с одной стороны, утратила общественное влияние, а с другой – не отслеживает реальную ситуацию ни культурологически, ни вообще литературно, – это же позор. Когда литературный критик и вообще литератор говорит: «Кто такой?» – это хуже, чем просто безграмотность. А молодая аудитория, выбирая, что читать, доверяет некомпетентному обозревателю, случайно попавшему во влиятельную газету. Именно случайно – будем реалистами.