Личность и общество в анархистском мировоззрении

«Главное различие между всеми нашими представлениями сводится к различиям между интуитивным и абстрактным, – писал Шопенгауэр. – Последнее составляет только один класс представлений – понятия: они на земле – достояние одного лишь человека и его способность к ним, отличающая его от всех животных, искони называется разумом… Все животные, даже самые несовершенные, обладают рассудком: ибо все они познают объекты, и это познание, как мотив, определяет их движения. Рассудок у всех животных и у всех людей один и тот же… По наиболее умным животным мы можем с достаточной точностью измерить, насколько силен рассудок без помощи разума, т. е. без отвлеченного познания в понятиях… Абстрактное отражение всего интуитивного в не-интуитивном понятии разума и является единственно тем, что сообщает человеку ту обдуманность, которая так безусловно отличает его сознание от сознания животных и благодаря которой все его земное странствие столь непохоже на странствие его неразумных собратьев… Животное ощущает и созерцает; человек сверх того, мыслит и знает»[8].

Именно этой способностью человека руководиться отвлеченными представлениями, ими стимулировать свои действия, обуславливается возможность накопления и отбора ценностей, образования традиций, созидания культуры. Вместе с тем в этой же способности, сообщающей человеку «независимость», кроется возможность образования ее от стихийной, слепой подчиненности инстинкту, всецело властвующему в мире животных.

Животное также сознает свое личное бытие, как и человек, но у него нет сознания сознания своего личного бытия. Между тем вне этой способности самосознания, весьма отличной от элементарного чувственного сознания своего бытия, нет возможности образования индивидуальности[9].

И то, что в человеке для нас особенно драгоценно – его личное, конкретное, своеобразное, – это отсутствует совершенно у животного. «Только у людей есть биография, – читаем мы у одного социолога. – Еще никто не наблюдал animal sui generis[10], и, наоборот, homo sui generis[11] – самое дорогое, что есть только на свете…»[12].

Наконец глубочайшую грань между миром человека и миром животных положило великое человеческое изобретение – язык. «Язык – первое создание и необходимое орудие человеческого разума, – говорит Шопенгауэр. – Только с помощью языка осуществляет разум свои важнейшие создания». Язык образовал наши понятия, создал наш духовный мир, пробудил в нас неугасимый инстинкт свободы.

Современное языкознание раскрыло нам тайны процесса образования языка. Мы знаем, что только слову удалось разрешить мучительную задачу – образовать понятие из массы ощущений, доступных нашей чувственной природе. В великом хаосе воспринимаемого нами мысль производит трудную работу отбора, классификации для образования необходимого единства. И эта борьба мысли могла восторжествовать над непостижимыми трудностями только благодаря – слову, языку.

«Мир понятий, – пишет один из авторитетнейших представителей современного языкознания проф. Потебня, – извлекается из глубины, со дна колодца нашего сознания. Средством для такого извлечения служит только слово»[13].

Мир животных не знает этого процесса образования языка. Поскольку язык имеет в нем место, он – бессознательный рефлекс чувственной природы и не имеет ничего общего с сознательным творчеством человека.

Этих соображений довольно для целей нашего исследования.

Юм, защищая право человека на самочинное распоряжение своей жизнью и возражая против утверждения, что «человеческая жизнь есть нечто чрезвычайно важное», писал, что «жизнь человека не более важна для вселенной, чем жизнь улитки». («On suicide and the Immortality of the soul»).

Этот аргумент, столь сходный с общим духом философствования Бруно, неприемлем для современного самосоздания.

Уже одно то, что Юм предполагает в человеке возможность отвлеченного и свободного в основе рассуждения, образец коего дает в своем этюде, есть утверждение особенности, исключительности человеческой природы, исследующей, дедуцирующей, классифицирующей. Признать за человеком способность свободного самостоятельного суждения, значит признать особенность его положения в животном мире, ибо никому в нем, кроме человека, не дана способность таковых суждений.

Для самого последовательного скептика должно быть ясным, что именно способность возбуждения вопросов, подобных хотя бы сейчас рассматриваемому нами, боление или, неуспокоенность решениями их в течение столетий, готовность поддержать их последним аргументом, имеющимся в распоряжении человека, – собственной жизнью, является могучим доказательством особенности человеческой природы и особого ее положения в природе вообще.

Никакая диалектика не могла бы привести более сокрушительного довода против убеждения Бруно о полной растворимости человека в бесстрастном космическом потоке, чем вызов, брошенный им своим преследователям и мученическая смерть его.

Только человек в процессе творчества свободно избирает цели и утверждает ценности.