Личность и общество в анархистском мировоззрении

У В. Соловьева, отрицающего принципиальный антагонизм личного и общественного начала, отрицание это достигается растворением социологии в этике.

Конечно, можно согласиться с утверждением философа, что «всякое столкновение в жизни человека окончательно

[17] сводится не к относительным противоположениям социологическим, а к безусловной противоположности добра и самоутверждающегося зла»[18].

Но в каждой исторической форме общественности, бывшей в свое время, согласно основной мысли самого Соловьева, необходимой ступенью прогресса, мы имеем дело с определенными фактическим состоянием общественности, которое, с одной стороны, может вступить в конфликт с «вечным», лежавшим в основе старого или являющимся естественным ядром нового порядка, с другой стороны, в силу имманентных общественности сил развития, неизбежно вступает в конфликт с развитым нравственным чувством, благодаря неизбежному же «извращению» «коренных основ» общественности.

Капитализм, как революционная фаза общественного развития, был фактом исключительного значения в общей истории человечества. Поскольку капитализм разрушал крепостные и цеховые группы, теснившие личность в эпоху средневековья, он нес в себе глубокий нравственный смысл и, следовательно, приближал нас к тому «вечному», тем «коренным основам» общественности, которые только и могут оправдывать общественную форму в глазах В. Соловьева. Но диалектика капитализма, неизбежным действием имманентных ему сил, привела человечество к новым формам рабства, для выросшего правового и нравственного самосознания, быть может, несравненно тягчайшим, чем были узы всех предшествующих эпох для современников. И капитализм, «извративший» вечное, лежавшее в его основе, как прогрессивной формы общественного развития, вступил в тяжелый и, несомненно, принципиальный антагонизм с личностью. Принципиальный именно потому, что нет и не может быть никакой и самой совершенной общественной формы, которая своим высоким нравственным совершенством могла бы удовлетворить личное сознание до конца.

Творец, носитель и подлинный защитник нравственного начала в его «окончательном» счете, в вечном его выражении есть человек. Но общественная форма, с величайшим трудом восприняв это «вечное» от подлинных его носителей, усвоив его, окружает прочной броней наслоений, коррективов, компромиссов и оберегает это неизбежное, в природе ее заложенное «извращение» уже тогда, когда наиболее передовая, наиболее чуткая личность перерастает и наросты извращений и самое сердце данной общественности. Та к общественная форма, претворяя в себе «вечное», «нравственное», затем уже самую социологию выдает за этику, а временное и преходящее, за вечное, недосягаемое.

Антиномия и заключается в необходимости для личности последовательного отрицания всех избираемых и утверждаемых ею форм общественности при неизбежности для нее общественного состояния. Дело не в «извращении», а в диалектике общественных форм к «извращению», с одной стороны, в беспредельном неограниченном движении личности вперед, с другой. В этом принципиальном антагонизме личности с обществом общество разумеется не в его «бесконечной целости», ибо такой антагонизм лежал бы в сущности вне социологических рамок, но в последовательном ряде ступеней общественного развития. Это – антагонизм с общественной средой в ее данных ограничениях.

В инерции общественности – все социальные драмы человеческого существования, в преодолении их – все его радости.

И с таким пониманием «антагонизма» едва ли не согласен сам В. Соловьев, когда пишет: «Хотя сама идея добра или нравственной оценки и не есть только следствие социальных отношений, как думают многие, однако слишком очевидно, что осуществление этой идеи или действительное развитие человеческой нравственности возможно для лица только в общественной среде через взаимодействие с нею. И в этом главном отношении общество есть не что иное, как объективно осуществляемое содержание личности»[19]

.

Наше обоснование антагонизма и заключается именно в том положении, что не все содержание личности может быть видно из социальных отношений. И этот «остаток» личности есть вечный бунтарь против общественности. И поскольку неразложим этот остаток, постольку бунт, антагонизм не может быть вычеркнут из истории их взаимоотношений[20].

Гипостазирование процессов надындивидуального характера у Руссо, Гегеля, Канта, Маркса. – Теория Дюркгейма. – Учение о личности Лаврова

В противоположность защищаемому нами утверждению о подлинной реальности только личности, философия и социология знают целый ряд законченных построений, в которых стихийные процессы надындивидуального, сверхличного характера, во всем разнообразии их форм, получили значение самостоятельных субстанций – самодовлеющих, живущих вне людей и человеческой воли и определяющих ее.