Личность и общество в анархистском мировоззрении

Таково рассуждение Руссо в «Общественном договоре», где личность, отдавая государству свою свободу, свои естественные права, именно этим актом, благодаря участию наравне с другими в народном суверенитете, возвращает себе свободу и приобретает равенство. Так над личностью с ее «неотчуждаемыми» правами располагается государство – благодетель и верховный судья, которому дозволяется все. Насилие законно в случаях необходимости принудить гражданина подчиниться общей воле и через это стать свободным[21].

Руссо не был одинок. Он был лишь наиболее глубоким, категорическим и кристально ясным выражением того общего рационалистического экстаза, который внушил мыслителям эпохи пламенную оптимистическую веру в универсальное значение учреждений в плане человеческого освобождения и гармонического слияния личности с обществом[22].

Необходимо при этом отметить, что только позднейшему времени, установившему известную перспективу на революционную эпоху, удалось почувствовать тот режущий антагонизм, который получился из столкновения в XVII в. двух одинаково влиятельных и значительных своими последствиями идейных потоков: проповеди неотчуждаемых прав личности и принципа народного самодержавия. Этот конфликт от современников был скрыт[23]

.

С неменьшей силой субстанциональное значение общественных процессов было утверждаемо основным историко-философским положением гегельянства – о совершенном подчинении своеобразных личностей моменту их слияния в общественности, в поглощении начала личного началом общественным; в утверждении гегельянством самостоятельности последнего, признании его абсолютным, единой нравственной субстанцией, наконец в его апофеозе «государства» и «народа». В них гегельянство примиряет свободу и необходимость, в них его Мировой Абсолютный Дух достигает своего самосознания; они наконец определяют волю индивидуальности, влагают в нее реальное содержание, поставляют себя высшим, единственным критерием нравственности для ее устремлений.

Близким по духу утверждениям гегельянства, в интересующем нас смысле, было и учение Конта о едином человечестве, как Высшем Существе (Suprême existence). Человечество, воплощающее в себе всю полноту качеств и признаков человеческого общения, есть высшая подлинная реальность (семья и отечество являются подготовительными к нему ступенями), а не механическая совокупность человеческих существ. Последние не имеют самостоятельного бытия вне принадлежности к Высшему Существу. Самоутверждающаяся индивидуальность есть абстракция.

Таковы же утверждения марксизма, который, оставляя в стороне частные его противоречия и определенно – прагматический характер его отдельных утверждений, в целом хоронит личность в угоду мистической реальности общественных образований и создает себе фетиш производственных отношений.

В наиболее яркой форме апофеоза поглощения реальной личности общественностью звучит в том категорическом, часто цитируемом месте из ранней Марксовой статьи, где человеческую свободу он ставит в зависимость от обращения «индивидуального», «эмпирического» человека в «родовое существо». «Лишь когда действительный, индивидуальный человек, – пишет он, – вновь воспримет в себя абстрактного гражданина государства, лишь когда индивидуальный человек станет родовым существом в своей эмпирической жизни, в своей индивидуальной работе, индивидуальных отношениях, лишь когда человек организует собственные силы в силы общественные и, следовательно, перестанет отделять от себя общественную силу, перестанет придавать ей особую форму политической силы, лишь тогда человеческая эмансипация станет совершившимся фактом»[24].

Так освободившейся личности в марксизме как будто принадлежит только все сверхличное, сверхиндивидуальное. Личность как таковая несамостоятельна; она живет отраженным светом общественности. Она может быть только помощником в великой, подлинно-живой работе, совершаемой стихийными силами, действующими согласно непреодолимым естественным законам. Все нужное для исполнения человеком будет продиктовано ему и придет с необходимостью; все противоречия будут разрешены и помимо прямого участия его воли, как эмпирической личности. Неизбежно попадет он в царство Свободы, ибо могучий рок своевременно побудит его сделать знаменитый прыжок.

Наконец есть писатели, которые, исходя из представлений об обществе как своеобразном, автономном имеющем собственные закономерности «активном процессе», не вдаваясь в вышеуказанные крайности, утверждают, тем не менее, общественность как реальность sui generis.