Лига перепуганных мужчин

— Теперь,— проинструктировал меня Вульф,— держите ручку крепко в правой руке. Подойдите к столу, чтобы миссис Чапин могла вас лучше видеть, повернитесь спиной. Так. Поднимите вашу руку и проведите ножом по шее, действуйте осторожно, поверните его острием вверх, не следует заходить с демонстрацией слишком далеко. Вы заметили длину и расположение порезов у миссис Чапин? Повторите их на себе... Да, да, очень хорошо. Немного выше, еще один. Другой пониже. Черт вас возьми, будьте осторожны. Достаточно... Вы видите, миссис Чапин? Он сделал это очень тонко, как вы думаете? Я не оскорблю вашей рассудительности, намекнув на то, что вы ожидали, что мы не сможем предположить, что вы нанесли эти порезы собственной рукой в выбранном вами месте? Хотя похоже, что место вы выбрали из чисто деловой предосторожности, зная, что спереди соседствует яремная жила...

Он остановился, потому что ему не с кем было говорить, кроме меня. Когда я повернулся, окончив мою «демонстрацию», она поднималась со стула, держа голову прямо и сжав губы. Без единого слова, без единого взгляда в его сторону ее маленьких серых глаз она поднялась и вышла, и он, не обращая внимания, продолжал свою речь до тех пор, пока она не открыла дверь конторы и не прошла через нее. Я заметил, она оставила свой нож, но подумал, что он будет хорош в нашей «случайной» коллекции.

После всего я вдруг устремился в холл.

— Эй, леди, ваш мех! Подождите минутку!

Я выхватил мех у Фрица, перехватил ее у выходной двери и закутал ее в мех. Питни Скотт вышел из машины и подошел, чтобы помочь ей спуститься с крыльца, а я вернулся назад.

Вульф просматривал письмо от Хосна и Компании. Закончив, он сунул его под пресс-папье — кусок окаменелого дерева, однажды использованный как орудие, которым проломили череп человеку,— и сказал:

— То, что способна придумать женщина, вне всякого вероятия. Когда-то в Венгрии я знал одну особу, у мужа которой бывали частые головные боли. Она обычно облегчала ему боли холодным компрессом. Однажды ей пришло в голову добавить в воду, в которой она смачивала салфетку для компресса, большое количество яда, проникавшего в организм через поры кожи. Результаты ее удовлетворили. Человек, на котором она экспериментировала, был я сам.

Женщина...

Мне стало ясно, что он просто пытается отвлечь меня от докучающих ему разговоров о деле. Поэтому я прервал его:

— Да, я знаю. А женщина была ведьмой, которую вы схватили, когда она ехала верхом на завитке поросячьего хвоста. Но несмотря на все это, для меня пришло время внести некоторую ясность в дело, которым мы занимаемся. Вы можете подтолкнуть меня, объяснив длинными словами, как вы узнали, что Дора Чапин сама сделала себе «маникюр».

— Никакого «толчка» не будет. Просто я вам напомню, что уже прочел все книги Поля Чапина. В двух из них выведена Дора Чапин, вернее, ее характер. Он и сам, конечно, фигурирует во всех. Женщина, которая осталась для героя недосягаемой, так как вышла замуж за доктора Бартона,— такая женщина, кажется, есть в четырех книгах из пяти. Только в последней я ее не сразу узнал.

В дверях появился Фрид и сказал, что ленч готов.

Глава 11

Иногда я считаю чудом, что мы с Вульфом вообще способны ладить. Различие между нами особенно ярко проявлялось за столом. Он был гурманом, я — едоком. Он дегустировал, а я глотал. Не то чтобы я не мог отличить хорошее от плохого. После семи лет изучения кулинарного искусства Фрица я мог, как правило, сказать, что является блюдом отличным, а что — непревзойденным. Но оставался разделяющий нас факт: Вульфа больше всего привлекала пища, находящаяся во рту и дающая ему вкусовые наслаждения, а для меня самым важным было то, что пища прошла в мой желудок. Чтобы не было недоразумения, я должен добавить: Вульф никогда не обсуждал, что делать с пищей после окончания дегустации,— он ее уничтожал. Мне приходилось видеть, как по причине хорошего аппетита он полностью уничтожил десятифунтового гуся за время от восьми вечера до полуночи, а я, сидя в углу, ел сэндвичи с ветчиной, запивал их молоком и надеялся, что Вульф подавится.

Когда мы занимались расследованием какого-нибудь дела, я тысячи раз хотел дать ему пинка, наблюдая, как лениво он двигается к лифту, направляясь наверх в оранжерею, чтобы забавляться со своими растениями, или читает книгу, взвешивая каждую фразу, или обсуждает с Фрицем наиболее рациональный способ хранения сухих ,трав, когда я мотаюсь до одури, как собака, ожидающая, что он ей подскажет, где нужная дыра. Я согласен, что он великий человек. Когда он называет себя «гением», то он имеет право так думать. Я согласен, что он не проиграл ни одной ставки из-за своих пустяковых занятий. Но так как я только человек, я не могу удержаться, чтобы не пожелать дать ему пинка именно потому, что он гений. Иногда я бываю к этому чрезвычайно близок, это когда он говорит вот такие вещи:

— Терпение, Арчи: если вы съедите недозревшее яблоко, вашей единственной наградой будут боли в желудке.