Лига перепуганных мужчин

Забираясь внутрь, я пригнулся на случай, если полка для шляп окажется на обычной высоте, однако она располагалась дальше. Глубина шкафа или, точнее, ниши составляла добрых три фута, так что места было предостаточно. На несколько секунд я затаил дыхание, но лая ищеек не услышал. Я опустил свою черную сумку на пол и встал за женской шубой, – во всяком случае, таковой вещь представлялась на ощупь. Лишь с одним я ничего не мог поделать: калека меня видел. Его светлые глаза упирались точно в меня, когда я пятился в нишу. Мне оставалось только надеяться, что если вдруг он решит раскрыть рот, то найдет поговорить о чем-нибудь другом.

Я стоял в темноте и уже через некоторое время начал жалеть, что не позаботился прихватить с собой кислородный баллон. Для развлечения у меня имелись лишь голоса детективов снаружи, однако говорили они тихо, так что многого разобрать я не мог. Кто-то вошел, какая-то женщина, а чуть позже мужчина. Кремер вернулся только через полчаса. Я услышал, как открылась двойная дверь, совсем близко от моих портьер, и затем самого Кремера, отдающего команды. Голос его звучал брюзгливо и удовлетворенно. Какой-то детектив хрипло велел другому, стоявшему прямо передо мной, взять трость Чапина, а сам он поможет тому идти. Калеку увели. Потом послышалась возня, распоряжения Кремера о выносе тела и через пару минут тяжелый топот, свидетельствовавший о выполнении его приказаний. Про себя я молился, чтобы Кремер или кто-нибудь другой, чего доброго, не повесили пальто в моем шкафу, хотя это и представлялось маловероятным, поскольку на столе было свалено три-четыре. Чуть погодя до меня донесся голос, велящий кому-то пойти и попросить ковер, чтобы закрыть место, где лежал Бертон, и шум, свидетельствовавший об уходе Кремера и остальных. Когда вернулся парень с ковром, судя по звукам, оставалось только двое, и парочка принялась подначивать друг друга насчет какой-то девушки. Я уже начал было беспокоиться, что Кремер по той или иной причине отрядил их здесь дежурить, однако весьма скоро услышал, как они направляются к двери, а затем как она открылась и закрылась.

Для своих легких я и без того пробыл в шкафу достаточно долго, однако все же учел возможность, что кто-нибудь еще оставался в самой квартире, а потому отсчитал пять минут, затем чуть отодвинул край портьеры и огляделся. Наконец я смог выйти. Пусто. Все удалились. Двойная дверь была закрыта. Я подошел к ней, повернул ручку, толкнул и переступил через порог. Там оказалась комната раз в пять больше приемной, тускло освещенная и полностью забитая мебелью. В дальнем конце располагалась дверь, а посередине сбоку – широкая арка без двери. Откуда-то донеслись голоса. Я прошел чуть дальше и позвал:

– Здравствуйте! Миссис Бертон!

Голоса смолкли, и послышались шаги. В арке возник паренек, пытавшийся придать себе важный вид. Внутренне я ухмыльнулся. Он был еще совсем юнцом, лет двадцати двух, этаким славным, хорошо одетым красавчиком.

– Мы думали, вы все ушли, – произнес он.

– Ага. Все, кроме меня. Мне надо повидаться с миссис Бертон.

– Но он сказал… Инспектор сказал, ее больше не будут беспокоить.

– Прошу прощения, но я должен с ней поговорить.

– Она прилегла.

– Скажите ей, всего лишь несколько вопросов.

Он открыл рот и тут же закрыл, словно подумал, что обязан как-то ответить, а затем вышел. Через минуту вернулся и кивком пригласил меня войти. Я последовал за ним.

Мы прошли через комнату, потом через нечто вроде коридора и оказались еще в одной комнате. Она была не такой большой, но лучше освещена и смотрелась скромнее. В другую дверь удалилась горничная с подносом. На диване сидела женщина, другая – в кресле, а дочь, которую я видел в приемной, стояла за диваном. Я подошел к ним.

Полагаю, миссис Лоринг Э. Бертон выглядела тем вечером не самым лучшим образом, однако она могла позволить себе не обращать внимания на свой внешний вид и все равно котировалась бы высоко. Достаточно было одного взгляда на нее, чтобы понять, что личность она незаурядная. У нее был прямой тонкий нос, мягко очерченный рот и прекрасные темные глаза, волосы уложены в красивый узел на затылке, что позволяло любоваться ее открытым лбом и висками, которые, вероятно, и производили наибольшее впечатление. Они и ее манера держать голову. Ей был известен некий артистический прием, который, насколько я замечал, пытались скопировать многие кинозвезды, но в основном без должного результата.

По этой вздернутой голове я понял, что понадобится гораздо больше, нежели убитый муж, чтобы выбить ее из колеи до такой степени, что решения лягут на дочь и прочих, и потому проигнорировал остальных. Я заявил, что у меня к ней несколько вопросов личного характера, и потому хотел бы поговорить с ней наедине. Женщина в кресле проворчала что-то насчет жестокости и чрезмерности. Дочь уставилась на меня покрасневшими глазами. Миссис Бертон спросила:

– Личные для кого?

– Для Пола Чапина. Я предпочел бы… – Я огляделся.