– Да, он возвращается рано… по субботам. Он был в кабинете с Фердинандом Боуэном. Я зашла туда поздороваться. Мы всегда… здоровались, кто бы ни приходил.
– Значит, здесь был мистер Боуэн. Вы знаете, с какой целью?
– Нет. То есть… нет.
– Так, миссис Бертон. Вы решили смириться с этим, похвально с вашей стороны, так что пойдем дальше. Зачем приходил Боуэн?
– Просил об услуге. Это все, что мне известно.
– О финансовой услуге?
– Да, наверное.
– И он получил ее?
– Нет. Но это не имеет отношения… Совершенно никакого.
– Ладно. Когда Боуэн ушел?
– Вскоре после моего прихода, где-то в четверть седьмого. Или минут в двадцать. За десять минут до того, как пришла Дора, а она явилась точно в половине седьмого.
– Да что вы говорите. – Я взглянул на нее. – Вы имеете в виду Дору Чапин?
– Да.
– Она пришла сделать вам прическу?
– Да.
– Будь я проклят!.. Простите меня. Ниро Вулф не позволяет мне ругаться в присутствии дам. Значит, Дора Чапин пришла в шесть тридцать. Когда она ушла?
– Ей всегда требуется сорок пять минут, так что она ушла в четверть восьмого. – Миссис Бертон задумалась. – Да, примерно так. Может, несколькими минутами позже. Я еще подумала, что у меня остается пятнадцать минут, чтобы переодеться.
– Значит, Дора Чапин ушла в семь двадцать, а Пол Чапин явился в половине. Это интересно, они чуть не столкнулись в дверях. Кто еще был у вас после шести?
– Никого. Это все. Дочь ушла где-то в половине седьмого, незадолго до прихода Доры. Я, конечно, не понимаю… Что такое, Алиса?
Дверь за моей спиной открылась, и я обернулся посмотреть. Это оказалась та женщина, старинная подруга. Она сказала:
– Ник Кэбот звонит. Ему сообщили. Он хочет знать, не желаешь ли ты поговорить с ним.
Темные глаза миссис Бертон на миг стрельнули в мою сторону. Я качнул головой, но она заметила и ответила подруге:
– Нет, мне нечего сказать. Я не буду ни с кем разговаривать. Вы нашли, что поесть?
– Разберемся. Послушай, Анна, я думаю…
– Пожалуйста, Алиса, пожалуйста…
Через несколько мгновений дверь снова закрылась. Про себя я усмехался, и несколько нахально, а вслух произнес:
– Вы начали говорить, что чего-то не понимаете…
Миссис Бертон не стала продолжать. Она сидела и смотрела на меня хмурым взглядом, хотя ее лоб морщины не тронули. Потом она встала, подошла к столику, достала сигарету из сигаретницы, прикурила и взяла пепельницу. Вернулась на диван, села и пару раз затянулась, затем взглянула на сигарету, словно гадая, откуда та взялась, затушила ее и отставила пепельницу в сторону. Она выпрямилась, словно вспомнила, что я на нее смотрю, и неожиданно спросила:
– Как вы сказали, вас зовут?
– Арчи Гудвин.
– Спасибо. Мне следует знать ваше имя. Всякое может случиться, так ведь? Почему вы не дали мне поговорить с мистером Кэботом?
– Да ничего такого. Просто сейчас я не хочу, чтобы вы говорили с кем-нибудь, кроме меня.
– Ладно, – кивнула она. – Мистер Гудвин, вы почти вдвое моложе меня, и вижусь я с вами впервые. Вы представляетесь мне вполне сообразительным. Полагаю, вы понимаете, какое сильное потрясение я испытала при виде мертвого мужа. А теперь я делаю нечто, что меня саму поражает. Обычно я не разговариваю на серьезные темы. С самого детства ни с кем не разговаривала, за исключением двух человек. Моего мужа, моего дорогого мужа, и Пола Чапина. Однако мы говорим не о моем муже, о нем нечего говорить. Он мертв. Мертв… Мне придется повторить это себе самой еще множество раз… Он мертв. Он хочет продолжать жить во мне, или же я этого хочу. Я думаю – именно это я и говорю, – я думаю, что хотела бы, чтобы Пола… Ох, это же невозможно! – Она вскинула голову и снова стиснула руки. – Нелепо пытаться говорить об этом… даже с незнакомцем… и когда Лорри мертв… Нелепо.
– Может, нелепо не пытаться, – отозвался я. – Откройте все разом, выплесните наружу.
– Да нечего открывать, – покачала она головой. – Мне совершенно не с чего хотеть говорить об этом, но я все же говорю. В противном случае зачем же я вообще позволила вам расспрашивать меня? Сегодня я заглянула так глубоко к себе в душу, как не заглядывала еще ни разу. Ни когда увидела мужа мертвым и ни когда стояла одна в своей комнате и смотрела на его фотографию, пытаясь осознать, что он мертв. А когда сидела здесь с тем инспектором полиции и он говорил мне, что в случае убийства первой степени признание себя виновным в расчет не принимается и что мне придется побеседовать с представителем окружного прокурора и подтвердить мои показания перед судом, чтобы Пола Чапина смогли осудить и наказать. А я не хочу, чтобы его наказали. Мой муж мертв, разве этого не достаточно? А если я не хочу, чтобы его наказали, за что же мне тогда цепляться? За жалость? Я никогда его не жалела. Я была весьма высокомерной, и мне не приходило в голову жалеть Пола Чапина. Вы сказали, что у него есть шкатулка с моими перчатками и чулками, которые для него воровала Дора, и что, по словам Ниро Вулфа, в ней его душа. Возможно, мою душу тоже поместили в какую-нибудь шкатулку, а я этого даже не знала…