Лик Победы

Да, из-за них. И еще из-за того, кто подделал материнское письмо. Хотя, по большому счету, во всем виноват Ворон: пристрели он прошлой осенью маркиза Эр-При, и не было бы ни зарезанных драгун, ни повешенных Маранов…

– Дети где?

– Заперли где-то, – бравого капитана судьба младших Маранов не волновала, – не вешать же.

И на том спасибо. Выводок Амалии нужно отыскать и взять под стражу. Ивонн хорошенькая, мало ли что придет в голову борцам за свободу. Особенно если напьются, а напьются они обязательно. Кровь порождает кровь, кто же это сказал? Святой Иоанн? Святой Лукиан? Нет, святой Адриан… Прежде чем податься в эсператисты, основатель ордена Славы навоевался досыта, так что знал, о чем говорит.

– Распорядитесь снять трупы, привести в порядок и похоронить… по-оллариански. Если вы, разумеется, не повесили еще и клирика.

– Будет исполнено, Монсеньор. – Видно было, что Никола не согласен, но приказы не обсуждаются. – Насколько мне известно, аспид сбежал.

– Что сделано, то сделано, капитан. Я не стану искать зачинщиков, но больше никаких расправ! – Право Франциска запрещает вешать женщин, но кто в наше время исполняет законы, да еще написанные врагом?!

– Какая ж это расправа? – возмутился Карваль. – Пускай дверь в Рассвет вашей матушке придержат, сволочи. Только жизнь эрэа все их головы не перетянут.

Не перетянут, а потянут. В Закат. Убийство Маранов – вызов не только Колиньярам, но и короне. И это шило в мешке не утаить, не стоит и пытаться.

– Где барон Райнштайнер?

– Монсеньор, ему удалось бежать, но мы ищем.

Этого следовало ожидать. Такие звери, как Ойген Райнштайнер, в крестьянские ловушки не попадаются.

– Найдите детей Маранов, пусть за ними присмотрит Мари. Жюстена поместите отдельно.

Знать бы еще, что с ним делать. Казни он не допустит, а дальше-то что?

– Монсеньор, вы ступайте перекусить, а я займусь.

Прекрасный совет, и какой своевременный! Если не знаешь, что делать, ступай съешь чего-нибудь. А перед этим полюбуйся на повешенных, повешенные – это к счастью. Вороньему, надо полагать.

Закатные твари, из какой ерунды вырастает война! Мараны всего-навсего хотели заполучить титул. Между ними и предметом мечтаний стоял один человек, к тому же изгнанник. Казалось бы, какая малость. И вот Амалия стронула камень, из-под которого хлынула река, и только Леворукий знает, сколько народа в ней захлебнется… Робер рванул ворот рубахи, из последних сил сохраняя спокойствие.

– Капитан, вы со мной. Голодающие офицеры мне не нужны.

3

Как быстро пришла осень, несколько дней – и горы из зеленых стали золотыми. В Надоре лиственницы не росли, и Дик принял их за что-то вроде елок, которые зимой и летом одним цветом. Оказалось, нет.

– Странно как, – заметил Рихард Борн, – до моста было лето, а тут – осень.

– Черная Алати, – объяснил Альдо, – тут все не как у людей. Жалко, праздник пропустили. И что б вам на неделю раньше приехать!

– Ты нас пригласил на охоту, – откликнулся Удо Борн. Он был младше Рихарда, но серьезней и обстоятельней, – а охота начинается после Осеннего Излома.

– Ну да! – засмеялся Альдо. – Уверяю вас, мы отлично поохотимся.

Дик тоже засмеялся: гости еще не знали, какая охота им предстоит. Альдо просил ничего не говорить, пусть шпионы Олларов и Альберта думают, что друзья принца и впрямь собираются добыть несколько медвежьих шкур. Сюзерен был прав, Темплтон и Саво слишком простодушны, они могли проболтаться, а поход в Гальтару следует держать в тайне даже от Матильды.

Женщин не стоит посвящать в мужские дела, даже таких, как вдовствующая принцесса. Ее высочество всем довольна, она не понимает, что ее внук не вправе хоронить себя в горном замке. Олларам отпущен один круг, скоро в Талигойю вернется законный король. Дик завертел головой, узнавая знакомые места. Дорога была достаточно широкой, чтоб в ряд могли проехать четверо или даже пятеро, но принц что-то обсуждал с Рихардом, а Удо затеял спор с Анатолем Саво и Дугласом Темплтоном.

Речь шла об агарийских и алатских красотках. Анатоль горой стоял за алаток, Удо с Дугласом не соглашались. Проведший пять ночей с черноглазой Вицушкой Ричард не сомневался, что Борн и Темплтон проиграют, но предпочитал помалкивать, тем более что у него побаливала голова. К счастью, эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что прихватила юношу после Излома. Надо ж было так напиться, да еще на постоялом дворе! Решено, он местную касеру больше в рот не возьмет, только вино. От хорошего вина голова не болит, хотя кошмары все равно снятся…

– Ричард, – Рихард Борн придержал каракового полумориска, – ты уже охотился на медведей?

– Нет…

– Но ведь в Надоре они водятся.

Водятся. Именно торскому медведю отец был обязан хромотой. Он не любил об этом рассказывать, а после его смерти в Надоре позабыли все забавы.

– Матушка не хотела, чтобы я охотился.

– Понятно, – кивнул Рихард, – ты ведь единственный наследник. Нас все же трое…

– А…

– Есть еще Конрад, – пояснил, не дожидаясь вопроса, Удо, – ты его не знаешь, он думает только о своей Лотте. Что ж, он по крайней мере уцелеет.