Лик Победы

Буря крепчала, в ее вое слышались зов далекого рога, завывание вставшей на след своры, хлопанье крыльев… Глупости, осенние всадники не возвращаются. Их встречают лишь раз в жизни, и им нет дела до людских войн и смут. Что сделает Арлетта Савиньяк, получив его письмо? Что вообще можно сделать? Жозина попыталась разорвать круг, в который их загнала дедова гордыня или глупость, что, впрочем, одно и то же, но стало только хуже. Робер смотрел на застывшее тонкое лицо. Он семь лет не вспоминал, что у него есть мать, а теперь никогда не забудет, что ее больше нет.

Одна из свечей догорела и погасла, Повелитель Молний вынул огарок, бросил в серебряное ведерко, достал новую свечу, зажег от горящей перед образом святой Женевьев. Манрик не станет отзывать Ворона из-за провинциального бунта. Две сотни никогда не воевавших солдат да несколько десятков стариков с доезжачими и лесничими – не армия. Их раздавит первый же гарнизон…

– Сударь, – топтавшийся на пороге Никола, казалось, был готов провалиться сквозь землю. Вот она верность: без колебаний резать глотки спящим драгунам и бояться потревожить сюзерена.

– Что случилось?

– Гонец из Гайярэ. Срочно.

– Идем.

Он не может проводить мать в Рассвет, потому что в ответе за тех, кто жив. Жозина простит, простила бы… Иноходец зачем-то коснулся золотистых иммортелей у выхода. Никола придержал тяжеленную дверь с дерущимися конями. Когда-то Мишель раскрасил их красным и зеленым, дед был вне себя, отец и Жозина смеялись…

– Где гонец?

– В приемной эра Гийома… Простите, в вашей.

Да, у него теперь есть приемная, подданные и война. Все хотят воевать. Все уверены в победе. Еще бы: прикончили полсотни спящих и вздернули предателей, как просто и как весело!

Горбоносый парень как ошпаренный отскочил от стола, на котором дымился кубок с горячим вином.

– Мой герцог! Ариго[53] с вами!

– Кто вы, сударь?

– Жильбер Сэц-Ариж счастлив приветствовать герцога Эпинэ.

Сэц-Арижи… Как же звать старого барона? Он еще жив, иначе бы сын или, вернее, внук представился полным титулом.

– Как чувствует себя ваш отец?

– Сэц-Арижи верны великой Талигойе.

Верны они… «Великой Талигойи» не существует лет пятьсот. Есть великий Талиг, который пытаются угробить.

– Благодарю, Жильбер. – Не объяснять же мальчишке то, чего не понимает его отец. – Что за новости вы привезли?

– Драгуны и сборщики уничтожены, – радостно выпалил наследник достойного барона, – их начальники повешены вверх ногами на стенах Гайярэ и Сэ.

– Сэ?! А что графиня?

– Мать предателей бежала. Мой герцог, вы отмщены.

Вот она, закатная волна! Поднялась и накрыла. Вместе с целой провинцией. Что чувствует факел, который швырнули в пороховой склад? Что он может изменить? Прикажи Робер Эпинэ остановиться, его не послушают, а хоть бы и послушали, сделанного не воротишь. Зарезанные драгуны, повешенные мытари, перебитые «навозники». Тут ни Савиньяки, ни сам Алва ничего не изменят, бунты усмиряют одним способом – кровью.

Повелитель Молний улыбнулся:

– Жильбер, благодарю вас. Вам выпала трудная дорога.

– Я загнал двух коней! – в голосе юнца слышалась гордость.

Только дураки загоняют коней. Только дураки пилят сук, на котором сидят, и поджигают собственный дом, но дело сделано. С бегством Арлетты исчезла последняя надежда покончить миром.

– Никола, позаботьтесь о господине Сэц-Ариже и соберите в оружейной тех, кого сочтете нужным. Бдящие еще не ушли?

– Нет, сударь. Позвать?

– Пусть отправляются в храм и делают, что положено.

Ему не удалось побыть с мертвой Жозиной, как не удалось побыть с живой. Нет времени ни на молитвы, ни на сожаленья. Нужно налаживать оборону, собирать людей, искать оружие… Лэйе Астрапэ, ну почему все это свалилось на его голову?! За что?

Глава 2 Талиг. Оллария

399 год К.С. 11-й день Осенних Скал

1

Отом, что его величество желает видеть на Совете Меча свою пока еще супругу и будет в ее будуаре через час, Катарину уведомил Леонард Манрик. Сынок кансилльера держался так, словно только что проглотил черенок от грабель, к тому же прекислый. Головастик и тот бы понял – поручение рыжему ублюдку поперек горла. Это могло означать многое, а могло ничего не означать. После приснопамятной истории с сонетами Леонард в покоях опальной королевы больше трех минут не задерживался, чему Луиза была несказанно рада. Что по этому поводу думала королева, никто не знал, но она спокойно выслушала новоявленного маршала и приказала подать черное бархатное платье.

От драгоценностей, кроме обручального браслета, ее величество отказалась. Надо полагать, чтобы мужчины, до которых она наконец доберется, видели, что королева страдает. Страдала ли Катарина на самом деле? Скорее всего страдала… Не забывая ни о молитвах, ни о притираниях. И была тысячу раз права: пока ты не махнула на себя рукой, не опустилась – ты жива. Смерть для женщины начинается с незавитых волос и мятого платья.

Королева обвела взглядом оставленных ей дам, подбирая положенную по этикету свиту.

– Госпожа Рафиано, госпожа Рокслей, госпожа Бигот и госпожа Арамона.