— Вы знаете, что в зале, где находится скелет доисторического человека, наши смотрители никогда не сидят? — с воодушевлением продолжала Воронцова. Она, похоже, ничего не заметила. — Там и температура всегда на два-три градуса ниже, чем в соседних залах, и мерещится всякое. Вроде бы сидишь — нет ничего! И тут боковым зрением видишь, мимо кто-то — шасть! Сколько у нас там истерик было, не представляете!
Воронцова замолчала и с удивлением уставилась на журналистку. Та сидела с отрешенным взглядом и, кажется, ее не слушала.
— Юлечка, как вам такая история? — нетерпеливо и с легким раздражением спросила Надежда Петровна.
— Замечательная история! — как ни в чем не бывало воскликнула Юля, и лицо ее оживилось. — Кстати, бабушка — ну, вы же знаете мою бабушку, недавно осчастливила меня новостью, что собирается писать мемуары, представляете?
Как на это реагировать, Воронцова не знала, поскольку из интонации Юли не поняла, как та относится к идее бабушки, и потому директор осторожно произнесла:
— Что ж, похвально! Лада Юрьевна — потрясающая женщина и очень интересная личность…
— Ох, не стоит ее расхваливать! — улыбнулась Юля. — Она мне плешь проела своими воспоминаниями. Но, признаться, есть среди них пикантная история. Вот не знаю даже, стоит ли об этом писать в мемуарах?
— О, расскажите! — как школьница захлопала в ладоши Воронцова. — Уж поверьте, до выхода мемуаров буду молчать как рыба. Я просто обожаю романтические истории. Я не ошиблась? Это действительно романтично?
— Ну, не совсем романтично. — Юля сделала вид, что колеблется.
Но Воронцова смотрела на нее с таким жадным восторгом, так умилительно сложила ладони, что она сдалась.
— Давным-давно в мою Ладу Юрьевну был влюблен майор КГБ, красавец, просто роскошный мужчина. А бабушка ему отказала, хотя он на иконе клялся, что будет любить ее до гроба. История печальная, майор застрелился, икона исчезла, а ведь говорят, она была чудотворной. Думаю, если порыться глубже, то просто бомба получится, Акунин позавидует!
Воронцова прищурилась, а Недвольская вдруг заерзала на месте и осторожно поинтересовалась:
— Простите, а как звали майора?
— Не помню, — отозвалась Юля. — Фамилия, кажется, Литвяк или Литвак, а как звали, хоть убейте! Но можно узнать у бабушки. А вам зачем?
Воронцова встрепенулась и воскликнула:
— Анечка, так ведь это та самая икона, хотя я не утверждаю, конечно, которую приносил на экспертизу Григорий Яковлевич. Вы ж ее вместе с Ириной Львовной осматривали?
— Простите, Надежда Петровна, но я понятия не имею, о какой иконе идет речь! — Недвольская поднялась со своего места. — Мы осматривали с десяток икон, всего не упомнишь. Тем более я не специалист. Иконы мне интересны в контексте будущей работы, как предмет быта переселенцев, и только. — Она глянула на часы и улыбнулась, явив свету широкую щель между передними зубами. — Пожалуй, пойду. Не буду вам мешать. Всего доброго!
И может, поспешнее, чем следовало, покинула кабинет. Все это Юля отметила бдительным оком и занесла в анналы памяти.
Воронцова тоже проводила Недвольскую взглядом и развела руками.
— Странно! Обычно Анечка очень милая и доброжелательная.
И, обратив свой взор на Юлю, принялась рассказывать то, что ей и без того было известно: и про саму икону, и про Шмулевича, который на самом деле оказался внуком майора Литвяка…
Юля слушала ее вполуха и пыталась понять, что ее насторожило в Недвольской. Ну, не татуировка же на шее, этой дурью сейчас и стар, и млад маются. Мужиковатый вид, черные джинсы и рубашка в жару? Или вдруг быстро возникшее желание покинуть кабинет, почти побег?
— Ирина Львовна Ковалевская, царствие ей небесное, была большим специалистом по иконам, — вздохнула Воронцова. — Она вам многое поведала бы, но, увы… Вы слышали, что она погибла? Такая нелепая смерть!
— Очень, очень жаль, — вздохнула Юля. — Крайне печально! Можно посвятить ей отдельную статью…
Лицо Воронцовой приобрело задумчивый вид.
— И Федор Анатольевич, ее супруг, из окна выбросился. Говорят, одиночества не выдержал. — Воронцова снова оглянулась на дверь, склонила голову и произнесла таинственным шепотом: — Я думаю, здесь что-то связано с той иконой. Понимаете, Ирина Львовна говорила, что она написана кровью. А это приобретает особый зловещий смысл. Ведь ее последний хозяин Григорий Яковлевич тоже был убит в своем доме.
— Икона была написана кровью? — переспросила Юля и почувствовала, как холодок подступил к сердцу. — Как такое может быть? Никогда не слышала, чтоб иконы писали кровью. Надо бы в епархию обратиться. Наверняка они знают об этой иконе, если она чудотворная?
— Сейчас уже не получится! — опечалилась Надежда Петровна. — Икону мы вернули владельцу, говорят, он успел ее продать. Словом, никто теперь не знает, в чьи руки она попала. Но показать ее вам могу. Мы поместили ее фотографию на сайте…
Воронцова включила компьютер, программа, как назло, висла, отчего приходилось перезагружать древнюю машину снова и снова. Радостное оживление на лице директора сменилось сначала досадой, затем удивлением, а следом откровенной тревогой.