— Понятно, что в следующем, но мы загодя опубликуем цикл материалов. Живых, увлекательных, чтобы возник интерес не только к истории, но и к вашему музею.
— Похвально! Очень похвально! Давно о нас не писали, честно говоря! Ведь журналистам только сенсации подавай, для них мы — тихий омут, затянутый тиной. А это не так! И у нас случаются интересные события! Даже не поверите, насколько интересные!
Воронцова расплылась в улыбке, и даже острый нос задергался от удовольствия.
— Присылайте своих корреспондентов! Уж мы найдем, чем их удивить!
Юля покачала головой.
— Нет уж, на столь важные темы предпочитаю писать сама. Да к тому же народ в отпусках, штат сократили. Кризис, санкции, вы ж понимаете? — и улыбнулась.
Воронцова явно обрадовалась.
— Юленька, великолепно! У вас прекрасный слог! Будем считать, что нам очень повезло. Но одна просьба! Юбилей — это замечательно, но хорошо бы отметить, что фонды музея находятся не в самом лучшем виде из-за отсутствия должного помещения!
— Представьте, я об этом слышала! — Юля раскрыла блокнот и доверительно улыбнулась Воронцовой. — Рассказать о бедственном состоянии фондов более чем уместно! Об этом не просто кричать надо, а бить в набат. Только тогда наши власти почешутся! Но это сразу в лоб. Давайте начнем с другого! С чего-нибудь таинственного, чтобы привлечь внимание читателя!
Воронцова кивнула и задумалась.
— Таинственного? Есть одна таинственная история! Во время ремонта рабочие вскрыли стену на втором этаже и обнаружили тайник, а в нем — ларец старинный с письмами. Судя по датам, тридцатые годы девятнадцатого века. Переписка молодой жены одного из купцов Горшковых с приказчиком. Очень интимная переписка. Из нее следует, что купец узнал о тайной связи и грозился расправиться с ними. Этими письмами заинтересовался один из наших сотрудников и раскопал в архивах историю, которую в пятидесятых годах напечатал в местной газете наш известный краевед Рачинский. Якобы купец расправился и с приказчиком, и с неверной женой. Причем приказчика утопил, а жену замуровал в стене подвала. И с той поры она стала ему являться то в подвенечном платье, то зловонным трупом, а то слышались звуки музыки и легкий стук каблуков по ступеням лестницы. Говорят, купец запил после этого и застрелился.
— И что? — спросила шепотом Юля. — Опять появился зловонный труп?
— Ну что вы! — замахала руками Воронцова. — Никаких трупов! Но охранники рассказывали, что несколько раз ночью в бывшей бальной зале слышали тихие звуки музыки и шаги…
— Охранники? — выпрямилась Юля. — А что им, слабо было пойти и проверить?
— Проверяли, — понизила голос Воронцова и почему-то оглянулась на дверь. — Никого! А следующей ночью опять! Снова проверили и снова — никого! Говорят, и позже слышали, но перестали обращать внимание. А одна из смотрительниц видела в зеркале силуэт дамы в сером платье, в том же зале…
В это время в дверь постучали. Надежда Петровна и Юля вздрогнули и переглянулась. Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова охранника, того самого, что пил чай на первом этаже.
— Анечка! — радостно воскликнула Воронцова и даже привстала со стула. — Присоединяйтесь к нам! — и кивнула на Юлю. — У нас в гостях лучший журналист города. Вот обговариваем будущую статью о нашем музее.
— Я только кое-что уточнить хотела, — смутилась Анечка, но протиснулась бочком в кабинет и уселась на диван, по-девичьи сдвинув колени в черных джинсах.
— Познакомьтесь, Юленька, — лицо Воронцовой излучало неподдельную радость. — Это Анечка Недвольская, преподает в университете, пишет кандидатскую и много работает с нашими фондами и библиотекой.
— Очень приятно! — Юля удостоила Недвольскую своим фирменным высокомерным взглядом.
Недвольская равнодушно кивнула, но в глазах что-то мелькнуло, то ли презрение, то ли насмешка, Юля не разобрала, но моментально почувствовала к ней антипатию. И не только взгляд был тому причиной. Юля не выносила мужиковатых девиц с грубыми лицами и прокуренными голосами, широкоплечих и коренастых. Не зря она приняла Недвольскую за охранника. Черные джинсы, черная рубаха с закатанными рукавами, и это в такую жару. Короткая стрижка, тяжелая челюсть, тяжелый взгляд… Ну, никак она не вписывалась в образ преподавателя университета и тем более будущего кандидата наук.
«Ей бы мешки на складе таскать или вышибалой в ресторане подрабатывать! Кулачищи совсем не дамские!» — подумала Юля с неприязнью, но внешне никак это не проявила. И все же, продолжая беседу, излучая приветливость и благодушие, она нет-нет, да поглядывала на Недвольскую.
Та взяла со столика какой-то журнал и с невозмутимым видом его перелистывала. Затем потянулась к кувшину с водой, плеснула в стакан и поднесла его к губам. В этот момент воротник рубахи чуть больше прежнего приоткрыл шею, и Юля остолбенела от неожиданности, потеряла нить разговора и, забыв об осторожности, уставилась на Недвольскую. Вернее, на тот участок шеи, который теперь виднелся из-под воротника. Заметив взгляд Юли, Недвольская недовольно дернула плечом, воротник вернулся на место…