Лихая гастроль

– Ты вот что, голубчик, – сказал Григорий Васильевич, когда они вышли из здания управления. – Сейчас мы пойдем в трактир, я буду разговаривать с хозяином, а ты все подмечай. Что за публика там сидит, о чем они говорят. Мне и раньше нехорошие сигналы поступали относительно этого заведения, так что с этими делами надо как-то разобраться. А тут оно у нас под самым боком… Нехорошо как-то, батенька!

В сопровождении дюжего широкоплечего агента Аристов вошел в трактир, и тотчас к нему на коротких полных ножках выкатился небольшой человечек, очень напоминающий колобка: столь же круглолиц и столь же румян.

– Какая радость! Какая радость! – завопил он, невольно привлекая к себе внимание посетителей. – Вы бы мне заранее сообщили, Григорий Васильевич, так я бы для вас отдельный кабинет выделил. Хотя чего уж кабинет, – решительно рубанул он рукой. – Давайте пожалуем в мои личные апартаменты! Что желаете? Белорыбицы на пару? Может, балычок? Или расстегаи? А может, просто борщ? Икорки красной? Блины? А к ним еще водочки…

– Погоди, погоди, – закачал головой Аристов. – Как ты здесь оказался? Уж никак не думал повстречать тебя здесь. Ведь прежде ты того… по другому делу специализировался.

– Это вы верно сказали, Григорий Васильевич, по другому. Форточник я был, так теперь с моей комплекцией ни в одно окно не пролезешь.

– Хе-хе! – довольно рассмеялся Аристов. – Значит, решил квалификацию поменять?

– Не смею с вами спорить.

– Вижу, что кухня тебе на пользу пошла. Стало быть, ты хозяин этого заведения? – кивнул генерал на крепко сбитые дубовые стулья.

За внешней грубостью интерьера угадывался изыск: под самым потолком висело колесо от телеги, а в углу стояли оглобли и могучие жернова. Чувствовалось, что продумана была каждая деталь, вплоть до высоких деревянных кружек с крышками.

– Хорошую науку вы мне преподали в свое время, ваше превосходительство; ежели бы не она, так и лазил бы по квартирам, а так за ум взялся.

– Рад, что ты оценил, – сказал Аристов.

Дело было шесть лет назад: когда Григорий Васильевич еще служил в Тверской губернии, форточник Аркадий Несмелов по прозвищу Гимназист попался на очередной краже. Залезал он в квартиры больше из озоровства, чем из желания поживиться. Его отец был статский советник, являлся попечителем богоугодных заведений и слыл человеком небедным. А вот сынок норовил подпортить батюшкину репутацию и без конца сворачивал на скользкую дорожку.

Аркаша угодил в полицию, когда решил вынести реактивы из собственной гимназии (как потом выяснилось, для устройства фейерверка). Сторож, заметив распахнутую форточку, тотчас сообщил в полицию, и сыщик Аристов поймал Аркашу за руку в тот самый момент, когда тот складывал за пазуху очередную порцию с магнием.

Неожиданно кража в гимназии получила громкую огласку – все-таки не каждый день воришка приходится сыном одному из чинов попечительского совета. Парня ожидали штрафные роты. Однако судья, выслушав покаянную историю Гимназиста, лишь потребовал от родителя, чтобы тот возместил причиненный ущерб. Правда, в качестве воспитательных целей Аркаша просидел с неделю вместе с разного рода злоумышленниками. Но временное заточение не шло ни в какое сравнение с тем, что могло бы его ожидать, окажись он в арестантских ротах.

О Гимназисте вскоре позабыли, и Аристов всерьез полагал, что тот взялся за ум. А несколько позже, когда его перевели на новую должность в Москву, связь с ним и вовсе оборвалась. Он не мог предположить, что тот сделается хозяином трактира, и не где-нибудь, а под боком у сыскной полиции.

– Жалобы на тебя поступают, Аркаша, – печально произнес Григорий Васильевич.

– Жалобы? – Глаза Гимназиста округлились. – Все это завистники наговаривают, Григорий Васильевич!

– А чего же им на тебя наговаривать? – хмыкнул Аристов.

– Потому как приход у меня очень хороший. Им бы хотелось меня подвинуть, да только никак не получается. А в чем жалобы-то?

– Мордобой твои половые устраивают, клиентов за шиворот выставляют. Ведут себя некультурно.

– Неужто? – подивился Аркаша.

– Вот и вчера взашей вытолкали одного уважаемого купца второй гильдии. Фрак ему новый порвали, физиономию до крови разбили… Пришел он ко мне в расстроенных чувствах, так что, не обессудь, не мог я тебя не проведать.

– Ах, это, – едва ли не со вздохом облегчения проговорил Гимназист. – Так я вам, Григорий Васильевич, хочу сказать, что он первый налетел на наших уважаемых посетителей.

– А что за посетители?

– Господа артисты.

– Ах, вот оно что!

– Господа артисты сидели во-он за тем столиком, – показал он в глубину зала, – кушали щи и рассольник, а он схватил одного из них и стал трясти так, как будто душу хотел из него вытрясти; а потом на пол повалил.

– Видно, этот купчишка пребывал в скверном настроении, – предположил Аристов.

– По всему видать, так оно и было, – согласился Гимназист, – чего это ему вдруг на невинных граждан набрасываться?

– А только вы, батенька, переусердствовали. Чего это вдруг половые его вышвырнули, да так, что всю физиономию ему разбили?