Лимон

Ну вот, после молитвы всегда лучше. И голова теперь меньше болит. Да, давно мучают сильные головные боли. Иногда не могу из-за этого заснуть, приходится пить лекарства. Но молитва помогает даже в самых тяжелых случаях – обратишься к Господу, и сон приходит в конце концов. Нет, каждый день снотворное не принимаю. Не волнуйтесь, я в полном порядке. Проблемы не у меня – у мужа. Я очень хотела бы, чтобы он пришел к вам на консультацию, но думаю, он ни за что не согласится. Будет и дальше заниматься саморазрушением. Теперь я в этом уверена. Однажды, когда молилась ночью, Господь поведал мне об этом так явственно, словно передал письменное послание. Поведал, что душа мужа затерялась в долине смертной тени. Я прочту вам стихотворение, которое написала в ту ночь, когда Господь говорил со мной.

Разбитый череп зайца.
Гной на трупе льва.
Возликуй! Благодать. Благодать. Благодать!
Серый пепел Солнца.
Земные лед и тьма.
Восхваляй! Благодать. Благодать. Благодать!

Вы ведь понимаете смысл? Понимаете, почему тут превозносится благодать Божия, даже если голова разбита и тело начало разлагаться, даже если солнце исчезло и земля покрылась ледяной корой? Смысл в том, что для человека ничто не имеет настоящего значения, кроме хвалы и поклонения Господу и мольбы к Нему о спасении. Больше от нас ничего не требуется. Мы лишь оболочка, которую Он наполняет. Я искупила свои грехи, о, слава Тебе, Господь милосердный, но знаете, доктор, искупление – это не раз и навсегда. Оно необходимо снова и снова. Я буду молиться, чтобы Он и вас простил. Жизнь без Его прощения – жизнь проклятая. Как вечное горение в аду, когда невозможно остановиться, невозможно даже умереть. И тело, и душа должны прочувствовать эту страшную истину.

Доктор, я буду молиться за вас. Буду молиться каждый день…

Саркома, 2017

После завершения конференции мы зашли поужинать в местный ресторанчик, где подавали самгёпсаль. Столы сдвинули в одну длинную поляну, и участники конференции расселись по обе стороны. Я сидела ближе к середине, опираясь о стену. Как только официанты принесли приборы и заказ, началось шумное застолье. Я вытерла руки влажным полотенцем. Один из коллег принялся поджаривать свинину на настольном гриле.

На противоположной стене висел телевизор, шли вечерние новости. В тот момент, когда я смешивала соус для мяса, сквозь общий гомон ясно донесся голос диктора. Я взглянула на экран. По овальному ледяному треку мчался конькобежец. С трагической интонацией диктор сообщал, что из-за остеогенной саркомы плечевой кости скончался известный спортсмен, чемпион по шорт-треку. Заболевание обнаружили случайно, когда спортсмен травмировал локоть. Остеосаркому часто называют просто раком костей…

Саркома. Я уже когда-то слышала об этом заболевании. Когда и где? Я принялась рыться в памяти. Внезапно наступила тишина, и когда я огляделась, оказалось, что все за столом на меня смотрят – профессор, сидевший наискосок от меня, задал какой-то вопрос и ожидал ответа. Коллега рядом подсказал: спрашивают, что буду пить. Настало время общего тоста. Я протянула стаканчик для сочжу, профессор его наполнил. Зазвенели бокалы и стаканы, все выпили. Из-за профессора мои мысли обратились к приближающейся защите диссертации, и именно тогда ядовитой змеей вползло воспоминание. Библиотека. Таон.

Это было в середине ноября прошлого года. Мы столкнулись у камер хранения на первом этаже Национальной библиотеки. Таон заметила меня первой и заговорила со мной. Сама бы я ни за что ее не узнала. Мы не виделись десять лет с тех пор, как случайно встретились на лестнице рядом с библиотекой университета. Но даже для такого приличного срока изменения во внешности Таон шокировали. Короткие волосы с химической завивкой, очки, расплывшаяся фигура. На ней были яркая фиолетовая куртка и черные брюки; дутая объемная куртка выглядела огромной. На ногах кроссовки, из-за чего казалось, что Таон стала ниже ростом. Кто-нибудь мог подумать, что она на три-четыре года старше меня, но, присмотревшись, можно было заметить, что ее лицо без макияжа по-юному свежо и румяно. Если бы не наша первая встреча на лестнице, возможно, я сразу узнала бы Таон. В школе она была похожа на деревенскую девицу, а сейчас превратилась в женщину с такой же заурядной внешностью – если бы не воспоминание о Таон в желтом платье, клином рассекающее этот временной промежуток, я совершенно спокойно отнеслась бы к превращению.

Почему Таон заговорила тогда о саркоме? Я тщетно пыталась воскресить в памяти наш разговор. Я не помнила, чтобы она была больна, и тем не менее в голове ясно звучал голос Таон, произносивший слово «саркома». Как наяву я видела ее мрачное лицо в тот момент. Возможно, она рассказывала о ком-то другом?