Читаем «Лимонка» в тюрьму полностью

…С отряда снимают баллы или вообще спектакль не засчитывают. – Досуг своими концертами, спектаклями и пр. зарабатывает баллы для отряда. Отряды между собой этими баллами соревнуются. От этих баллов зависит премия нач. отр., а стало быть, и мера свободы, этим самым нач. отр. отмеряемая. (Если жить строго по уставу… я бы с удовольствием заставила тех, кто этот устав придумал, по этому уставу пожить…)

Сегодня день уборки в каптёрке! – Что такое каптёрка, объяснять не надо, но не многие знают, что открывается она официально 3 раза в день: после подъёма, перед отбоем и до или после работы в зависимости от смены. А вещей у зэка при себе должно быть минимум. Ключи от каптёрки находятся у ответственной за неё. Таким образом, эта ответственная в каждой секции, а каптёрка находится в каждой секции, важнее любого СКО. Ещё один человек, с которым надо дружить.

Секция – в среднем в каждом отряде 3 секции. Читай – спальни (так задумывалось, но при отсутствии вариантов это наше всё).

Всем выдали одинаковые польта установленного образца… – Год от года на зоны поступает одежда для спецконтингента всё нового и нового образца, а срок годности у неё несколько больше. Плюс привычка перешивать телогрейки (телаги)… Таким образом, зэки обычно представляют собой довольно пёструю компанию, а это, что и говорить, не по уставу.

Колонейский спектакль – задействованы актёры и сценаристы из разных отрядов одной смены (способ нач. отр. померяться). За него баллы не получает никто, но, не дай бог, будет не на самом высоком уровне…

Чепёха – неопрятно одетая зэчка. Если вспомнить, что я писала ранее о вопросах личной гигиены, – низшая каста.

Культик – культкомната, или, если хотите, комната для проведения культурно-массовых мероприятий (и вообще место отдыха). Там находятся телевизор, музыкальный центр, мягкая мебель и ковры – мечта обывателя! За деньги родственников зэчек такой культик есть в каждом отряде. Но! Если вы подумали, что это – рай на земле, подумайте и о том, что это, по сути, гостиная в доме хорошего достатка, и по размерам тоже, а в отряде народу за сотню…

Но торт надо делать на каком-то подносе… – Приготовление любого блюда, связанного с тепловой обработкой, здесь связано с неприятностями – запрет! Рецепт коржа для зоновского торта: крошка печенья (рекомендую овсяное), сливочное масло (немного), сгущённое молоко. Перемешать, выложить на поднос и поставить в холодильник на пару часов. Украсить уместно будет лимоном (сам корж получается не в меру сладким).

Московская обл.

<p>Эдуард Сырников</p><p>Монах</p>

– Да куда ты на х… ставишь! – Девяностокилограммовый в свои восемнадцать Лёха Сирота возмущённо таращил на меня свои детские глаза.

– Что ты, в рот мента иметь, орёшь как потерпевший?! Вот отсюда я сыграл – шесть, три! – Я два раза щёлкнул ногтями по нардам, показывая откуда и куда.

– Ну ты чё, Седой, трёшь-то мне?! – Голос Сироты взлетел на неприличную для его объёма высоту. – Вот здесь она у тебя стояла. – Ногти Сироты щёлкнули по доске.

– Лёха, ты заколебал, следи за игрой! Шнифты открой и следи за игрой, а не имей мне мозги!

Игра была прервана лязгом замка.

– Вода! – приглушённо крикнул сидевший возле двери зэк.

Все игравшиеся в это время карты мгновенно исчезли в карманах, в рукавах, под одеялами и полотенцами.

Глаза неспящих – пятьдесят с лишним пар – настороженно уставились на дверь. Она с грохотом раскрылась, явив нам фигуру очередного сокамерника. Маячивший за ним охранник раздражённо проорал:

– Проходи, мразь! Чего застрял!

Фигура, дёрнувшись, вошла в камеру. Дверь резко захлопнулась, лязгнул замок. В камере стало на одного человека теснее.

Вошедший стоял, одной рукой прижимая к груди казёнку. В другой у него висел тощий полиэтиленовый пакет со стёршимся рисунком. Правый глаз его был затянут бельмом, бородка с усами не украшали и не уродовали округлое лицо. Толст он не был, но брюшко напирало на единственную пиджачную пуговицу так, что казалось, она вот-вот отлетит, не выдержав натиска утробы.

– День добрый, бродяги. – Положенное приветствие кривой старался произнести громко, но как-то не получилось, и оно прозвучало неуверенно.

– Ты играешь?! Ну так играй, сирота казанская. – Мы продолжили партию.

Картёжники захлопали засаленными стирами. Кто-то показал кривому, к кому подойти отрекомендоваться.

– Ты вещички-то положи вот здесь и во-он к окошечку к братве подтянись.

Он пошёл через всю камеру к шконкам блатных и приблатнённых, осторожно протискиваясь среди зэков.

– Вот б… На двадцать пять шконарей восемьдесят рыл, а им хоть бы х… набивают и набивают. – Я зло кинул кубики на доску.

– Один куш, ети его мать! Покурим? – Сирота, кивнув, затянулся и протянул мне окурок.

Шумя чёткам и тапочками, к нам подгрёб Миксер – противный, молодой придурок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее