Лёгкое дыхание (СИ)

— Мы? — свирепо уставилась Бриенна на него, и зевок застрял смешком у него в горле. Бронн закатил глаза, прижал руки к груди:

— Голубки! Мое сердце тает, сейчас здесь будет лужа. Дам вам еще пять минут на подъём.

— Что так рано-то?

— Если не хотите топнуть в трясине после трех тысяч дикарей и их кибиток, советую поторопиться. И это, Джейме… кхм… держи себя в руках. В руке. Ну ты понял.

Дверь так и осталась болтаться, когда Бронн поспешно убрался из-под летящего по немного кривой траектории сапога.

Бронн с успехом приударил за какой-то одичалой девахой с гигантской грудью и трубил налево и направо, что готов сношаться с ней сутками. Наличие выводка в пять или шесть дикарят межевого рыцаря не сильно смущало. По крайней мере, хоть кто-то из их компании успешно решил проблему утренней эрекции.

Бриенна, уже было принявшись одеваться, вдруг застыла, не вытаскивая ноги из-под одеяла, потом упала назад и сладко потянулась. Уронила руки поверх мехов. Она всегда спала с края. Если Джейме поворачивался к ней спиной, она устраивала свою голову ему в ямке между плечом и шеей, обхватывая его своими длинными руками и закидывая ноги, словно защищая.

Пять минут ничего не решат, подумал Джейме, и воспользовался ее ненавязчивым приглашением поваляться еще под мехами. Не сговариваясь, они повернулись лицами друг к другу. Дистанция была меньше, чем накануне.

Осталось совсем немного, знал Джейме. Неделя. Может, полторы. Полторы недели, и граница сотрется, стены падут.

— Весна, — сказала женщина.

— Весна, — согласился Джейме.

— Хорошо.

— Очень.

— Но я буду… немного скучать по этой Зиме.

Ее глаза, огромные, голубые, сияющие, полные утреннего солнца и тепла, говорили с ним. Сказали, что она будет скучать по их меховым одеялам, пахнущим мокрой псиной. По своей собольей шапке. По его неухоженной бороде, щекочущей шею. По тому, как они были открыты друг перед другом на Стене, когда смерть шла на них — и отступила, обошла их стороной, оставив их жить.

— Наша Зима всегда с нами, женщина.

Найти пальцами ее щеку, уголок ее глаза, висок — «она позволяет, идиот, действуй, Бриенна позволяет так прикасаться к себе, смерть не стоит над нами, смерти нет, она позволяет», — пело все тело, и Джейме потянулся к ней, желая поцеловать ее немедленно, забывая про все…

…и самое главное, про Бронна.

— Нет, ну вы посмотрите на них. Где трубадуры? Это надо воспеть в гребанных балладах. Вы намерены оставаться там до следующей Зимы?

Сапог Бриенны в цель все-таки попал.

— Я его ненавижу, — сообщил Джейме, все-таки выпутываясь из затягивающего тепла постели.

Ее голубые глаза, ее дыхание, пар, вырывавшийся у нее изо рта маленькими клочковатыми облачками, короткое прикосновение к его правой руке ниже локтя — лишь легкий призрачный намек, ласка, на которую она отважилась, мольба о большем…

Он запомнил это утро.

Это был последний раз, когда он видел Тартскую Деву.

Джейме запрокинул голову. В звездном небе плясали точки ночных мотыльков, изредка слышался крик совы. Журчал родник. Он чувствовал себя самым одиноким человеком на свете.

========== Тихий Приют ==========

Бриенна открыла глаза. Казалось, прошло всего полчаса, но она опять отключилась на три или больше. Солнце уже было очень высоко. Стоило ей сесть, и голова закружилась. Быстрее, чем вчера. Со стоном она медленно поднялась на ноги, опираясь о дерево, у которого спала.

Она не снимала доспехи больше, зная, что просто не сможет их надеть, почувствовав легкость без них. Прошли дни с тех пор, как она ела в последний раз, и это были долгие дни, в каждый из которых она брела вперед до тех пор, пока могла вообще переставлять ноги.

Она лишилась лошади, вещей и денег. Письма, которые она старательно завернула в промасленную бумагу и спрятала на своем теле, были единственным ее богатством, если не считать Верного Клятве и доспехов, что были на ней. Лучше, чем ничего.

Проклиная все на свете, а особенно себя, она глазами поискала какой-нибудь признак тропинки. Никакого. Она окончательно заблудилась. И худшим, что можно было сделать, так это идти вперед в надежде наткнуться на кого-нибудь, потому что на Севере это никогда не срабатывало.

Но она пошла.

Может быть, рассуждала она, ожесточенно продираясь через какие-то колючие заросли, я тут и умру. Все лучше, чем пережить позор возвращения в Королевскую Гавань или на Тарт. При мысли о том, что теперь знает или думает о ней отец, Бриенне захотелось выть. Слезы редко теперь покидали ее грудь, но никогда не проливались из глаз.

Бронн проводил ее достаточно далеко, чтобы осточертеть до крайности со своими подначками и пошлостями, но он все же был хорошим спутником. Если не считать его болтовни, песен и анекдотов, и того, что он распекал ее и Джейме — говоря о них, как о состоявшейся паре — всю дорогу, прерываясь лишь на сон, еду и справление нужды. Впрочем, иногда он продолжал болтать даже и в последнем случае.

— Если найдешь этого мудака живым, миледи, передай ему, что за ним знатный должок, и он растет! — сообщил он ей напоследок, — я свое возьму, пусть знает!