Бронн, в противовес поговорке о Ланнистерах, всегда платящих долги, придумал собственную версию: Черноводные всегда забирают своё. Звучало это не столь эффектно, но он гордился.
Вспомнилось, как они продирались через похожий лес — только там был снег, много снега, везде снег — и Джейме, конечно, куда без него. У него было особенно хорошее настроение. Он хохмил без остановок. Основным поводом было внимание к Бриенне со стороны некоторых одичалых, один из которых даже попытался ее украсть, когда она на минуту выбежала облегчиться.
— Тебе нужен подобающий девиз теперь, женщина. Что-то, что еще больше подчеркивает твою недоступность. «Тартская Дева: мочусь на ваши надежды!».
— Заткнись.
— Или так: «Не подходи сзади!».
— Просто заткнись.
— Или даже герб. С какой стороны я от тебя обычно стою? Слева? Значит так, указывает влево: «Я его женщина!».
— Джейме!
Мир вращался вокруг них: взвесь снежинок в воздухе, меховые пушинки на щеках, покрытые инеем, ноги по колено в сугробах, счастливые смеющиеся глаза Джейме напротив, обещающие, что все это — ненадолго, что это все не по-настоящему, и есть только этот миг.
— Я… — начинает он, и дыхание замирает рассеивающимся клубком пара у его усмехающегося рта, — Боги, Бриенна, я…
«Я люблю тебя», опередив, сказала она глазами, неважно, что он имел в виду, что хотел сказать, о чем еще пошутить, как еще посмеяться. Пусть продолжает это делать, только остается живым.
— …я совершенно уверен, что тебя еще попытаются украсть. У одичалых, знаешь ли, странные вкусы.
Ей кажется, почему-то, что он хотел сказать что-то другое. С десяток следующих шагов Джейме молчит. Но не больше.
— Нет, женщина, серьезно, а как насчет: «Охраняется львом»? Это звучит внушительно…
…И почему теперь так трудно идти? Нет снега, нет Ходоков, а единственный враг у нее — она сама. Кто просил ее оставлять лошадь в конюшне постоялого двора? Кто заставлял вообще доставать кошелек, когда вокруг было полно вороватой придорожной голытьбы? Это не считая сжеванных какой-то заблудившейся коровой подштанников, когда она задумала помыться и постирать белье. Пять дней назад умудрилась промахнуться, сесть на какую-то корягу и поранить копчик. Джейме бы не оставил это без комментария, и не одного.
Семь небес, она по нему скучала.
Ориентиры, оставленные сиром Бронном, звучали примерно как «раскидистый дуб» и «три елки». Он что-то говорил о болотных родниках, но местные жители еще больше ее запутали своими противоречивыми советами, и, как итог, она окончательно заблудилась. Пожалуй, третий день подряд мокрые ноги серьезно умаляли жар ее теплых чувств к Джейме Ланнистеру.
Наткнувшись на куст в очередной раз, Бриенна ругнулась, попыталась выпутаться, и в эту минуту услышала сзади ворчание. Кровь заледенела в жилах мгновенно. Она знала этот звук.
Харренхолл. Розовые тряпки. Издевательская песня, мужчины над ней, вокруг нее, ждущие ее смерти. Медведь. Медленно, не делая резких движений, она развернулась, ища вокруг какое-нибудь дерево.
Это был медвежонок. Шагах в тридцати, любопытно взирающий на нее, совсем маленький.
«Медведица где-то близко». Бриенна продолжила скользить взглядом по деревьям вокруг. Достаточно тонкое для того, чтобы медведица не полезла. Достаточно толстое для того, чтобы выдержать ее. Что-нибудь для разгона.
Ворчание приняло жалобные, зовущие нотки. Женщина тревожно оглянулась еще раз, шаг за шагом отступая прочь от медвежонка, то скрывающегося в кустах, то вновь выглядывающего из них. Быстро, стараясь скользить плавно, Бриенна двигалась, пригибаясь как можно ниже, еще ниже, как можно ниже.
А когда между ней и зверем было сто шагов, она побежала.
«Весна, они голодные, и у нее медвежата — я доступное мясо, и от меня пахнет кровью». Эта мысль подстегивала ее бежать дальше, она останавливалась, пыталась отдышаться — и бежала снова. Лес изменился, стволы деревьев стали тоньше, появились папоротники, подушки мха, гигантские валуны, заросшие лишайниками — она, задыхаясь, упала на один из них, стесала кожу на ладонях.
«Бежать дальше. Намного дальше».
В голове шумело, во рту пересохло, но она лишь подождала, пока в глазах перестанет рябить, и побежала опять.
Лес мельчал, появились кусты, наконец, впереди был просвет, Бриенна выпала на опушку, влажную и заросшую высокой травой — часть сохранилась, видимо, еще с предыдущих лет. Ноги по колено увязли в земле, и она упала, пытаясь выбраться назад. Не хватало утопнуть в болоте, это было слишком бесславно после всего пережитого…
Едва выбравшись, она побрела, запинаясь и почти теряя сознание, вдоль опушки. Ноги промокли, все лицо было в грязи, но Бриенна не рискнула пить болотную воду. Но у каждого болота был родник, и, судя по направлению течения, она как раз направлялась к нему.