Лионель Линкольн, или Осада Бостона

— Бабушк дурно! — воскликнула Сесиль, кидаясь къ ней на помощь. — Катонъ, скоре… Майоръ Линкольнь, пожалуйста, дайте сюда стаканъ воды… Агнеса, одолжите мн вашихъ солей.

Старой леди было, однако, не такъ ужъ дурно. Отъ солей она отказалась, но стаканъ воды приняла отъ Ліонеля.

— Я боюсь. что вы меня сочтете за несносную, болзненную старуху, — сказала она, слегка оправившись. — Это со мной, должно быть, отъ чая, котораго я, правда, пью очень много отъ избытка лойяльности. Но, должно бытъ, мн тоже прядется отъ него отказаться, какъ отказались мои барышни, только по другой причин. Мы привыкли рано ложиться, майоръ Линкольнъ, но сами вы будьте, какъ дома, и располагайте собой, какъ вамъ угодно. Я прошу снисхожденія къ моимъ семидесяти годамъ и желаю вамъ спокойной ночи, желаю вамъ выспаться хорошенько и стряхнуть съ себя все утомленіе, причиненное вамъ дальнимъ путешествіемъ. Катонъ приготовитъ для васъ все, что нужно.

Старая лэди ушла, поддерживаемая подъ руки своими двумя воспитаницами. Ліонель остался въ гостиной одинъ. Такъ какъ было уже поздно, и такъ какъ нельзя было ожидать, чтобы молодыя миссъ возвратились въ гостиную, Ліонель спросилъ свчку и веллъ себя проводить въ отведенную для него комнату, Катонъ помогъ ему раздтъся, и онъ съ удовольствіемъ улегся въ мягкую постель.

Заснулъ онъ, однако не сразу. Ему долго припоминалось все то, что онъ пережилъ за этотъ день. Мистриссъ Лечмеръ и ея внучки играли каждая свою роль. Былъ или нтъ между ними уговоръ? Это нужно было проврить. Но Агнеса Дэнфортъ была такая простая, непосредственная, даже рзковатая — частью отъ природы, частью отъ воспитанія. Какъ всякій молодой человкъ на его мст, познакомившійся съ двумя молодыми. двушками замчательной красоты, Ліонель заснулъ, мечтая о нихъ обихъ, а во сн ему мерещилось, будто онъ на «Эвон» пьетъ пуншъ, приготовленный хорошенькими ручками миссъ Дэнфортъ, а къ аромату этого пунша примшивается тонкій ароматъ чая, сзади же стоитъ Сесиль Дайнворъ, съ милой граціей Гебы смотритъ на него и такъ весело, такъ молодо хохочетъ.

Глава IV

Честное слово, вотъ хорошо упитанный человкъ.

Шекспиръ. «Король Генрихъ IV».

Солнце начинало бросать свои лучи на густой туманъ, разостлавшійся за ночь надъ поверхностью воды, когда Ліонель взошелъ на Биконъ-Гилльскія высоты, чтобы посмотрть на свой родной городъ при первомъ проблеск дня. Сквозь туманъ видны были зеленыя верхушки острововъ. Виднлся также еще обширный амфитеатръ утесовъ, окружавшихъ бухту. Впрочемъ, туманъ уже поднимался все выше и выше, то закрывая входъ въ прелестную долину, то обвиваясь легкими клубами вокругъ колокольни, которая обозначала, что на этомъ мст стоитъ село.

Хотя горожане вс уже проснулись, но везд въ город соблюдалась строгая тишина по случаю воскресенья.

Стоя на холм, Ліонель любовался панорамой родного города.

По мр того, какъ расходился туманъ, выступали дома, утесы, башни, корабли. Многаго онъ не могъ припомнить, но многое узнавалъ. Изъ задумчивости его вывелъ чей-то непріятный, гнусавый голосъ, пвшій псню, изъ которой Ліонель уловилъ нкоторыя слова:

Кто свободу любитъ — тотъ

За нее идетъ въ походъ,

Обнажаетъ острый мечъ,

Не боится жаркихъ счь.

A привыкшій къ рабству — знай

Пьетъ свой вредный, мерзкій чай.

Ліонель пошелъ на голосъ и увидалъ Джоба Прэя, сидвліаго на деревянныхъ ступенькахъ, крторыя вели на вершину холма. Джобъ кололъ орхи на краю доски и клалъ себ въ ротъ зерна, а въ промежуткахъ плъ вышеприведенную псню.

— Какъ же это вы, мистеръ Прэй, не соблюдаете воскресенья и съ утра принялись за свтское пніе? — сказалъ Ліонель.

— Пть никогда не грхъ что бы то ни было, псалмы ли, псни ли, — отвчалъ Джобъ, не поднимая головы и не отрываясъ отъ своего занятія. — Но для пнія нужно подняться повыше, потому что у насъ пть нельзя: всю долину заняли солдаты.

— A что вы имете противъ солдатъ въ долин?

— Изъ-за нихъ коровамъ сть нечего и коровы не дають поэтому молока. Теперь весна, коровамъ пастбище пужно.

— Бдный мой Джобъ, солдаты травы не дятъ, ваши рогатые и безрогіе друзья могутъ пастись сколько угодно.

— Но солдаты траву мнутъ, а бостонскія коровы не дять травы, примятой англійскими солдатами, — сказалъ съ сумрачнымъ видомъ Джобъ.

— Вотъ даже какъ! Боже, какая утонченная любовь къ свобод! — засмялся Ліонель.

Джобъ съ предостереженіемъ покачалъ головой и сказалъ: — Не говорите ничего противъ свободы; а то будетъ нехорошо, если васъ услышить Ралъфъ.

— Кто это Ральфъ? Гд же онъ тутъ прячется?

— Онъ тамъ, въ туман,- сказалъ Джобъ, указывая пальцемъ на маячный столбъ, весь окутанный туманомъ.