Липяги. Из записок сельского учителя

— Но вы не думайте сейчас об этом. Лучше — давайте я вам почитаю. Вот тут про раскопки в нашем уезде.

Алексей Иванович движением руки закрыл книгу.

— Брось: я ведь читал про эти городища! Лучше скажи — семян гороха достали?

— Достали.

Алексей Иванович успокоился и долго лежал молча. Мне показалось, что он забылся и заснул. Я хотел было встать, но не тут-то было: он остановил меня.

— Ничего! — сказал он, бодрясь. — Вот я встану — и мы…

И, оживившись, Алексей Иванович снова начинает толковать про свой план, про то, как он из каждого ученика воспитает землепашца. Не проходит вечера, чтобы мы не толковали об этом. И всякий раз в план вносятся какие-нибудь дополнения. Сначала агроном хотел, чтобы его будущие воспитанники занимались исключительно полеводством: хорошо знали агротехнику, машины, уход за пропашными. Потом ему показалось, что такой подход слишком односторонен: бригада возьмет еще и молочнотоварную ферму. Оборудуем ее чуть ли не полупроводниковыми доильными агрегатами, автоматизируем подачу кормов и т. д. и т. п.

Однажды я застал Алексея Ивановича за странным занятием. Обложившись со всех сторон подушками, он сидел на кровати и писал. Поверх одеяла лежал том «Дон Кихота», а на книжке — стопка бумаги. Исписанные листки валялись на столе, на подушках. Правая рука слушалась еще плохо, и он выводил каракули левой.

— Хорошо, что ты пришел пораньше, — сказал Алексей Иванович. — Я пишу педагогическую статью и хотел бы с тобой кое о чем посоветоваться… — И, не дожидаясь расспросов, стал рассказывать. Прочь беспрерывное сидение за партой, в стенах школьного здания! Перенести учебу в поле, на фермы! — таков был смысл статьи.

— Не знаю только, куда послать ее, — сокрушался Алексей Иванович, — В газету или, может, в какой журнал?

Мы оборвали разговор на полуслове: пришел дед Печенов. Не хотелось никого посвящать в нашу тайну.

Алексей Иванович спрятал листки исписанной бумаги под подушку и раскрыл книгу, будто читает. Семен Семенович, надо думать, догадался, о чем был у нас разговор. Но он и виду не подал. Оберегая покой друга, дед Печенов избегал теперь лишних разговоров. Придет, посидит возле кровати больного, скажет два-три слова о погоде, о том о сем — и отправляется на кухню. Он берет ведра и идет к колодцу за водой. Потом часа два мастерит и подлатывает крыльцо; копается в саду.

Домой мы возвращаемся вместе. Чаще всего мы в пути молчим. Но сегодня, едва вышли за калитку, дед Печенов вздохнул и заговорил первым.

— Скажи мне, физик, отчего так, — сказал он. — Умнейшая голова — этот Алексей Иванович, а в какое-то детство впал. От старости или от болезни что ли — не пойму…

Я не сразу понял, о чем речь.

— Ну как же! Или это не детство — думать так, будто колхозники не хотят работать из-за того, что украли эту самую «поэзию» крестьянского труда?! Смеяться хочется! Я уж боюсь теперь возражать ему. Пусть надеется, что как только создаст бригаду из школьников, — так все полюбят землю. Не тут-то было! И из бригады убегут!.. Убегут, убегут — это уж наверняка! Обожди — встанет, я ему скажу, почему народ бежит из Липягов. Дам ему книжечку почитать. Он умный — должен понять…

— Это что ж за книга?

— Есть такая.

— А именно?

— Статьи Ильича о кооперации.

— Ленина он наверняка читал.

— Читал-то оно, конечно, читал. Все читали, но мало что поняли. Вот встанет — пусть еще раз прочтет… Оно, конечно, ребят учить машине надо и как там за землей ухаживать… Но прежде надо научиться сочетать общественное с личной, материальной заинтересованностью каждого труженика. В этом все дело.

Признаться, я так и не рассказал Алексею Ивановичу о разговоре с дедом Печеновым. Мне жаль было разрушить выношенную им мечту.

С моей помощью статью о необходимости перестройки школы осилили. Она готова была в конце мая. Чуть ли не целую неделю ломали головы над тем, куда послать ее. Алексею Ивановичу не терпелось. На газеты, однако, он не очень надеялся. Мне пришла мысль послать статью в Академию педагогических наук. Агроном благоговел перед наукой. Хотя он ничего не знал об этой академии, но идея ему понравилась. Академики ему внушали доверие. Мы запечатали статью в конверт и надписали адрес. Теперь осталось малое — ждать ответа. Алексей Иванович жил надеждой.

Но он так и не дождался…

Алексей Иванович умер в середине июня, когда только что зацветают в школьном саду липы. У него случился второй инсульт.

Был тихий, знойный день, когда мы хоронили его.

Собралось не так уж много народу — все старички. И речей некому было произносить — мы с дедом Печеновым не говоруны, а зоотехник выпил с утра, и его так разморило от жары, что он едва держался на ногах.

И только, когда уже мы закопали могилу и насыпали невысокий холм, дед Печенов сказал:

— Могилку надо бы дерном обложить… Чтобы травка всегда зеленела. Он ведь всю жизнь любил ее, травку-то.

Щегол в клетке

БОРИС И ХИМА

1

Хима сидела на завалинке и ждала Бориса.