Липяги. Из записок сельского учителя

Узнал, сразу стал веселый такой. Морщинка на лбу разгладилась. Кричит: «Тоня, гляди, кто заявился!» Когда мы вошли в переднюю, он сам с меня пальто снял, на вешалку повесил. Тут и Тоня, жена, появилась. Русоволосая, в халатике, и тоже, под стать Ванятке, — широкоскулая, плечистая. Я и раньше ее немного знал. Она со станции нашей; отец ее машинистом работал, теперь на пенсии.

— Проходите, проходите! — пригласила хозяйка.

Прошел я в комнаты, огляделся. Снаружи неказисто, думаю, а внутри — ничего. Потолки, правда, низковаты, но зато все под масло: и полы, и стены. Мебель новая, заграничная; тюлевые занавески на окнах, телевизор — все, как положено.

Тоня пошепталась с Ваняткой и, набросив пальто, убежала куда-то. Ванятка засуетился, стал накрывать на стол.

— Хорошо, что ты зашел, — говорил он, расставляя на столе тарелки и столовые приборы. — Мы только что с работы. Сейчас вместе пообедаем, поговорим… Как там наши Липяги?

— Ничего, — говорю. — Стоят на месте.

— Стоят? Не уплыли еще в Дон?

— Не уплыли.

— Ты чего приехал: по школьным делам или так? Обнову жене купить?..

— Тут работу одну мою собираются печатать. Вот вызвали.

— Так! Значит, решил заделаться писателем?

— Ну что ты!

— Я не осуждаю, — поспешил успокоить меня Ванятка. — Печатают, значит, хорошо! Я, брат, сам тоже печатаюсь! Пишу все — и статьи, и рефераты. Платят прилично. Печататься чем хорошо: это всегда дополнительные деньги. Я так считаю, что нельзя упускать никакой возможности, чтобы подработать. В наш век на зарплату не проживешь. Я всю жизнь дополнительный приработок имел. В техникуме — ты знаешь. Аспирантом был — по два часа всего в день над диссертацией сидел, а остальное— налево! В своем институте практические занятия вел, в вечернем техникуме сопромат читал… Да и теперь. Казалось бы, чего еще надо? Кандидат, доцент, кафедрой заведую. Оклад — не жалуюсь — приличный: наверное, раза в три больше твоего, шкрабовского. Тоня тоже более сотни получает. Но и теперь я ни от какого приработка не отказываюсь. По совместительству еще в двух смежных вузах дипломантов веду, консультирую в институте стандартного домостроения, читаю публичные лекции… А как же по-иному! Ты думаешь, что эти хоромы на одну зарплату воздвигнуты?

— А разве у тебя своя, а не казенная квартира-то? — удивился я.

— Своя! — с гордостью в голосе отозвался Ванятка. — Все это своим трудом нажито. Приходят знакомые, — дивятся: «Как у вас уютно», «Как у вас чисто»… А если б ты знал, сколько трудов и хлопот мне стоило это!.. Женился я на Тоне, когда еще аспирантом был. А она — на последнем курсе финансового… В общежитии оба жили. А тут — семья. Пришлось искать комнату. Сняли за городом, в Быково. Через год дети пошли. Каждый день за город таскаться обременительно. В институте жилья не обещали. Это теперь жилье раздают направо и налево. А раньше, знаешь, оно как было… Начал я искать: не продаст ли кто комнату в Москве? Случайно через знакомых узнал адрес одной старушки. Фактически она одну кухню продавала. Два на два метра. Ей деньги нужны были позарез. А мне что? Мне зацепка нужна! Начал с четырех квадратных метров, а теперь у меня полных пятьдесят. Теперь мне в Черемушках трехкомнатную квартиру дают — да я не еду туда. Мой дом не хуже блочного. Мне и тут неплохо: все удобства, гараж под боком…

Тут пришла Тоня с вином и закусками, и мы стали обедать. За обедом шел общий разговор: о жизни в селе, о липяговских новостях, о наших школьных друзьях-товарищах. Но после обеда подвыпивший Ванятка разошелся вовсю. Он все хотел, чтобы я оценил его строительный талант. Он провел меня по всему дому, и в каждой комнате чуть ли не по целому часу давал объяснения: в каком году совершена пристройка, с какими трудностями столкнуться пришлось.

Начали мы с кухни. На кухне и в самом деле было чему удивляться. В котле с помощью газа нагревалась вода. Теплая вода шла и в батареи отопления и в ванну. Если надо, поверни рычажок — и теплая вода польется в раковину, где моется посуда.

В кабинете, среди чертежей и книг, мы провели остаток вечера. Я сидел в кресле напротив Ванятки и, слушая его рассказы о том, как он доставал лес, с каким трудом выбивал постановления райисполкома об изменении фасада домостроения, думал совсем не об уюте. Я думал о том, какую силищу вложил сюда, в свой дом, Ванятка! Наверное, энергии, потраченной им, хватило бы с избытком на то, чтобы поставить запруду на любой, самой великой сибирской реке.

— Я приехал в Москву с одним чемоданчиком, — говорил Ванятка патетически. — А теперь у меня свой дом. Семья. Обстановка. Машина. Была «Победа», а на днях новую «Волгу» получаю…

— Да хватит тебе! — перебила его заглянувшая к нам Тоня. — Как выпьет чуть, так хвастать. Поздно уже. Андрею небось в гостиницу пора.

— Да-да! — сказал я, поднимаясь из кресла.

Ванятка стал собираться, чтобы проводить меня. Пока он переодевался, надевая костюм поверх пижамы, я рассказывал ему о матери, о Лукерье. Что стара она стала; что просила писать чаще; что карточку на память просила меня привезти.