Читаем Липяги. Из записок сельского учителя полностью

Тут пришли доярки — все в белых халатах, с доильными аппаратами. Теперь-то это не диво: и у нас вон «елочка» есть, и воду на ферму насос качает. А тогда впервой увидала, как электричеством доят. Вот вытерли девушки коровам вымя и прилаживают к соскам резиновые трубочки. Коровы стоят как ни в чем не бывало. Морды у всех уткнуты в кормушки. Гудит мотор, а молоко струйками прямо в бидоны течет.

За полчаса все коровы были подоены. Надивились мы. Уж как я потом благодарила доярок! Руки готова была им целовать. Говорю: «Спасибо! Теперь, — говорю, — и умирать можно — поглядела, как настоящие-то люди живут и работают». И рассказываю им, как у нас на ферме. Бедные эти доярки ведь ревмя ревут. Грязь — по колено; а все ведь на себе таскать приходится: и воду, и корм какой. А в группе-то их пятнадцать коров! Хушь молока-то дают немного, а подергай-ка весь день соски! — руки отымаются…

Девушки серьезные такие, положительные. Не ухмыльнулись ни разу, покеда слушали про нашу ферму, только сказали, что и у них когда-то так было. Электродойка, говорят, — это не чудо. И вы, мол, можете у себя оборудовать.

Куда уж нам! — отвечаю. — У нас в Липягах и света нет еще. Хоть станция рядом, а ни электричества у нас, ни дорог хороших. Заготовку возить начнут — бьют машины всю осень…

10

— Весь день мы шатались по Сандырям. Где только не были! И в свинарниках побывали, и в теплицах, где даже зимой растут огурцы, и на заводе, где варят варенье… Хожу, а сама все думаю: «Откуда же у них богатство такое? Ведь мы-то в Липягах тоже работаем, не сидим сложа руки!» Думаю: осмелюсь, спрошу.

Тут вскорости подходящий случай пришелся. Сандыревец привел нас в столовую, где их колхозники обедают. Столовая и столовая — ничего особенного с виду, все равно как на станции в депо. Столы простыми скатерками накрыты. Две или три пальмы. Картинки на стенах. Сели мы, значит, за стол; сандыревец подозвал официантку, что-то сказал про нас. Глядим, и нам всем обед подают. Съели щи, и пока там еще что-то принесут, я и спрашиваю у нашего хозяина про богатство-то. Откуда, спрашиваю, оно? Может, говорю, сандыревцы клад какой-нибудь татарский раскопали, наподобие нашего Денежного?

Сандыревец усмехнулся.

— Нет, — отвечает, — никакого татарского клада мы у себя не находили. И соседей не грабили. Все своим трудом нажито.

Послушала я его, и мне обидно стало. Или мы, липяговцы, меньше ихнего трудимся? Или мы не радетели какие-нибудь, чтобы не думать об своей жизни?

— Видите ли, — спокойно отвечал он, — у крестьян все богатство от земли и от труда. Земля, если к ней приложить разумение, может давать в десять раз больше, чем мы от нее берем. Вот в чем вся загвоздка!

И тут он начал всякими непонятными словами объясняться. Не знаю, может, в Сандырях все так учены, а у нас разве что один агроном Алексей Иванович с ним мог бы поспорить. Про науку он говорил. Наука, говорил, так далеко зашла, что куда там! Мы — это он о своем-то хозяйстве — старались кое-что применить передовое. Хоть ту же электродойку. Или взять, к примеру, удобрения. Пока не случилась война, мы удобряли землю каждый год. И не как-нибудь, а по-научному, как велит агроном. Потому у нас и урожаи хорошие. А вы в своих Липягах ведете хозяйство по старинке: землю удобряете плохо, сеете несортовыми семенами. Видно, и в работе у многих ваших колхозников прилежания особого нет.

Я-то ничего — молчу. Только думаю про себя, что прав он, сандыревец. А Таня Виляла — так та из себя вся выходит! Уж больно обидно ей стало, что наши Липяги так поносят. Подсела к нему поближе — и давай, и давай шпынять его всякими вопросами. Даже еда ей не впрок! Отставила от себя тарелку, кричит, руками размахивает. Того и гляди, в драку с ним полезет…

— Прилежания, говоришь, у нас нет?! А откуда оно, прилежание-то, явится, если уж какой год задарма работаем! Весь год гнешь спину, а как придет время получать — и-и — председатель разводит руками. А их пятеро, ртов-то! Прокорми-ка их! Помыкались-помыкались люди, да и начали свое прилежание в иную сторону направлять. Одни поворовывать начали, другие в огородишки вцепились. При доме каких-нибудь двадцать соток, а только ими и живы…

Хозяин наш серьезный стал — сидит, слушает, вилкой по столу постукивает. Когда Татьяна все ему высказала, он заговорил не сразу.

— Что же, — сказал он тогда, — все ясно. И в Сандырях не сразу мы пришли к этому. Богатство наше не в один день нажито. Очень жаль, что вы впервые у нас. А вот если бы вы посмотрели наши Сандыри до артели! Что там ваши Липяги — престольный город! Ваше село ближе к железной дороге. У вас хоть избы были деревянные. А у нас — глина да солома. Ни одной бани в селе; избы топились по-черному. Народ в рядне ходил. Трахома. Бедность… Только в колхозе-то и воспрянули люди…

И он стал рассказывать про артель, с чего у них богатство повелось. Смотрю, даже Дарьюшка и та оживилась, отставила тарелку, слушает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза