– Думаю, даже если бы ты выгрызла ему глотку, он бы и не заметил, – поежилась Лираэль. – Кажется, он скорее мертв, чем жив. Он сказал: «Я тебя знаю», – медленно продолжала девушка, глядя в небо, подставляя лицо навстречу солнцу, наслаждаясь благословенным теплом, согревающим ее заледенелые губы и нос. – А откуда бы ему меня знать?
– Свободная магия сжирает некромантов изнутри, – объяснила Псина, уменьшаясь до привычного, менее воинственного размера. – Сила, которой они стремятся управлять, – Свободная магия, которой они якобы овладели, – в конце концов поглощает их. Эта сила узнаёт твою Кровь. Поэтому он, наверное, так и сказал.
– Не хочу, чтобы меня узнавали за пределами ледника, – передернулась Лираэль. – Мне это совсем не по душе. Незачем никому знать, кто я такая. А этот некромант, наверное, сейчас с Николасом, в Жизни. И как только я отыщу Николаса, я опять столкнусь с некромантом. Я – словно букашка, что летит к пауку искать муху.
– Завтра будет день, будут и неприятности, – не слишком убедительно утешила ее Псина. – А на сегодня с неприятностями покончено. На реке мы в безопасности.
Лираэль задумчиво кивнула. А затем села и почесала Псину под подбородком и за ушами.
– Псина, – нерешительно произнесла девушка. – В тебе ведь есть Свободная магия, и, пожалуй, даже больше, чем магии Хартии в твоем ошейнике. Тогда почему ты… почему ты не… не такая, как некромант?
Псина вздохнула, издав такое смачное «фффф», что Лираэль непроизвольно поморщилась. А собака склонила голову набок и призадумалась, прежде чем ответить.
– В Начале вся магия была Свободной магией – ничто ее не сдерживало, не ограничивало и не направляло. Потом была создана Хартия: она вобрала в себя почти всю Свободную магию и упорядочила ее, выстроила в единую структуру, подчинила символам. А та Свободная магия, что еще сохранилась отдельно от Хартии, это Свободная магия некромантии, стилкенов, маргру и хишей, аналемов и жрунов, и всех прочих вредоносных тварей, порождений и фамильяров. Это магия стихийная и беспорядочная, она существует вне Хартии. Но есть также и Свободная магия, которая помогла создать Хартию, но не была ею поглощена, – продолжала Псина. – Она разительно отличается от Свободной магии, которая не пожелала присоединиться к созданию Хартии.
– Ты говоришь о Начале, – возразила Лираэль, чувствуя, что совершенно запуталась. – Но разве до Хартии было что-то еще? У нее же нет ни начала, ни конца.
– Начало есть у всего на свете, – отозвалась Псина. – Включая Хартию. Кому и знать, как не мне, я же была при ее рождении, когда Семеро замыслили создать Хартию, а Пятеро вложились в ее создание. В некотором смысле и ты тоже там была, хозяюшка. Ты же – потомок Пяти.
– Пять Великих Хартий? – завороженно уточнила Лираэль. – Я помню, есть такой стишок. Едва ли не первое, что мы заучиваем наизусть еще детьми.
– Верно, – подтвердила Псина. – Стишок – в самый раз для маленьких щенят. Великие Хартии – это краеугольные камни Хартии как таковой. Три рода или кровные линии, Стена и камни Хартии – все они происходят от изначального самопожертвования Пятерых, которые влили свою силу в мужчин и женщин, твоих предков. Некоторые из них, в свою очередь, вложили эту силу в «твердь каменной кладки», когда сочли, что кровь слишком легко разбавить или сбить с пути.
– Но если Пятеро вроде как… растворились в Хартии, то что произошло с последними двумя? – спросила Лираэль: напряженно хмурясь, она пыталась осмыслить услышанное. Ведь во всех книгах вроде бы говорилось, что Хартия существовала и будет существовать вечно. – Ведь ты говоришь, создать Хартию замыслили Семеро.
– Вообще-то, все началось с Девяти, – тихо отозвалась Псина. – Эти Девять обладали безграничным могуществом, сознанием, разумом и даром предвидения, благодаря чему стояли куда выше десятков тысяч сущностей Свободной магии, что, шумя, галдя и толкаясь, отвоевывали себе место на земле. Однако из этих Девяти только Семеро согласились создать Хартию. Один предпочел остаться в стороне от трудов Семерых, но в конце концов был скован и принужден служить Хартии. Девятый воспротивился – и был повержен, но победа далась дорогой ценой.
– Это, значит, получается восемь и девять, – подтвердила Лираэль, считая по пальцам. – Будь у них имена, а не номера, стало бы куда понятнее. А ты, между прочим, так и не объяснила, что случилось с… мм… шестым и седьмым. Они-то почему не стали частью Великих Хартий?