Лирелии – цветы заката

– Что это может быть? Леша, ты слышишь? – спросила я у брата, стараясь при этом не подавать вида, что мне страшно так, что хочется кричать.

– Метроном. Это все, что я слышу, – ответил он слабым голосом, вставая с кровати. – Шура, а как же мама с Лидой…

Его глаза наполнились слезами. Гудение, не похожее ни на гул самолета, ни на что другое, казалось, проникало в каждую клеточку моего измученного мозга, лишая последних остатков напускного спокойствия. Вновь повернувшись к окну, в котором чудом уцелели стекла, я посмотрела на город и обомлела от увиденного. От самой земли к небу поднимались тонкие струйки черного дыма, напоминающие ленты. Что-то похожее мне уже доводилось видеть за некоторыми немецкими самолетами. Сначала я думала, что этот след виден всем, но оказалось, что его никто, кроме меня, не замечал. Что же это было такое? Может быть, я схожу с ума?

Из работающего репродуктора послышался голос диктора, сообщивший о начале артобстрела города. И я словно опомнилась. Ой, мамочки! Схватив со стула узелок с документами и самым необходимым, принялась наспех одевать брата. Нужно было скорее спускаться в подвал.

– Мама, мамочка… – причитал Алешка, размазывая горькие детские слезы по впалым щекам. – Там же на улице мама осталась! И Лида!

– Они спрячутся в бомбоубежище, а потом, как только все закончится, вернутся, – уверяла я брата, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро, и про себя моля Бога о том, чтобы мои слова действительно оказались правдой.

А если все же? Нет, нет, нет! Нельзя сейчас об этом думать, нужно спуститься в укрытие.

– А если они не успеют добежать? – не унимался Алеша, пока мы спускались с лестницы.

– Успеют. Я уверена, что успеют, – продолжала я успокаивать и брата, и саму себя, сдерживая в горле рыдания, рвущиеся наружу.

Сердце сходило с ума, и слезы мешали дышать. Я, как могла, старалась их держать в себе, чтобы еще больше не пугать брата. Мне хотелось верить в лучшее. Верить, что мама с Лидой успеют добраться до ближайшего укрытия и смогут там переждать очередную артиллерийскую бурю. Стоило нам спуститься на первый этаж, как Алеша внезапно, с неожиданной для больного, истощенного ребенка силой рванул к парадному выходу.

– Мама! Мамочка! Мама-а-а-а, – кричал он во всю силу своих легких, срывая голос. – Отпусти меня, отпусти! Там же мама!