Нина Федоровна молча смотрела на нас с Алешей, а потом, вздохнув, присела рядом. Я испытала чувство благодарности к ней за то, что она не стала причитать. И без этого было плохо. Приглушенные звуки взрывов доносились даже к нам в подвал. Чувство парализующего страха, дойдя до максимальной точки, притупилось, уступив место безвольной апатии.
Тогда я полагала, что силы мои на исходе, но это было ошибкой. Это стало лишь продолжением моего пути потерь. Смерть, переступив порог квартиры нашей семьи, останавливаться не собиралась. В тот день мама с Лидой погибли, возвращаясь домой. Это случилось совсем недалеко от нашего дома, в соседнем переулке. До ближайшего укрытия оставалось сто метров… Как я пережила этот день, не умерев от горя? Мне и самой неведомо. Только понимание, что на моих руках остался младший брат, который без меня был бы обречен, держало в этом мире.
Я по-прежнему ходила на работу в наш районный госпиталь. Медицинского образования у меня не имелось, зато я могла помогать медсестрам и санитаркам – мыла полы, стирала бинты. Позже научилась проводить несложные медицинские манипуляции, и уже сама считалась медсестрой. Иногда мы с другими работниками госпиталя и пациентами устраивали маленькие концерты для поднятия настроения – пели песни, читали стихи. Эти выступления стали для меня настоящей отдушиной, дарившей хоть какую-то отраду и надежду. В этот краткий, но такой счастливый, теплый миг нас согревала вера, что вскоре все самое страшное для нас закончится. Тогда я поняла, что, несмотря на все потери, у меня все еще есть мечты и желание их осуществить.
Младший брат оставался моим смыслом жизни, что согревал ее, словно маленький лучик солнца. Мне хотелось дождаться окончания войны, работать в госпитале и параллельно учиться в том институте, куда я и хотела поступить. И петь. Петь, когда радостно и грустно, петь, когда просит этого душа. И может быть, когда-нибудь я тоже, как Клавдия Шульженко, буду колесить по нашей огромной стране с концертами. И мои песни будут дарить кому-то радость.
– А я стану корреспондентом и буду делать репортажи с твоих выступлений! – мечтал Алеша, представляя себя в костюме-тройке, какие когда-то папа носил на работу в институт.
Я пыталась подкармливать его своими порциями хлеба, от которых он всегда с возмущением отказывался со словами: «Приличному мужчине, даже в моем возрасте, не пристало объедать женщину. Это же позорище! Мужчина должен женщину оберегать, а не хлеб у нее забирать! Ешь, тебе еще работать!»