Лирелии – цветы заката

Мое сердце разрывалось на части, и тогда я позволила слезам беззвучно вырваться на волю, все еще продолжая крепко держать брата. Что бы там ни было, сейчас я несу за него ответственность и не могу позволить, чтобы с ним что-то случилось. Взрыв, прогремевший где-то очень близко, тряхнул дом. Со стен посыпалась штукатурка. Я споткнулась на лестнице, едва не скатившись с нее кубарем вместе с притихшим вмиг Алешей.

– Идем в подвал, – скомандовала я брату, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Мы сейчас ничем не сможем помочь маме и Лиде. Нельзя бежать на улицу. Ты пойми, там сейчас опасно. Ты и маму не найдешь, и сам погибнуть можешь. Сейчас мы должны сидеть в подвале.

Новый оглушительный взрыв заставил нас испуганно вздрогнуть. Вторя ему, в моей груди дрогнуло и одновременно отозвалось тупой болью. Теперь я точно знаю, где находится сердце. Его легко найти, когда оно болит… Брат понуро опустил голову, всхлипывая. Взяв его за руку, я поспешила с ним к входу в подвал.

– Мне страшно, Шура. Страшно. Так гремит! – лепетал Алеша, пока мы спускались по ступенькам вместе с соседями. – Мне очень страшно. За тебя, за маму с Лидой. Я так боюсь за всех нас!

Отойдя вместе с ним в угол подвала и присев на деревянный ящик, я посмотрела ему в глаза. В них плескалось отчаяние и безнадежность. Бывший всегда худым и длинным неугомонным сорванцом, Алеша сейчас напоминал собственную тень. Исхудавший до измождения, страдающий дистрофией, бледный, как пелена, он смиренно стоял и в бессилии глотал слезы. Я отвела взгляд. Горло вновь сдавило спазмом.

– И я боюсь, – призналась ему, чувствуя, как слезы вновь бегут по моим щекам. – Но ничего не могу изменить. И от этого мне еще страшнее. И все-таки мне хочется верить, что все обойдется.

И кого я пытаюсь убедить? Алеша подошел ко мне. Я усадила его на колени, обняв. Наверное, не стоило мне ему в этом признаваться. Я должна была как старшая сестра, как единственный взрослый человек, оставшийся сейчас с ним, через силу, через не могу делать вид, что держусь. Только вот сил, ни физических, ни душевных, у меня почти не осталось. Отчаяние и боль кипели внутри и накрывали удушливой волной. Хотелось хоть с кем-то поделиться тем, что на душе, иначе мне казалось, что я взорвусь изнутри. Самым близким человеком, который сейчас рядом, был Алеша.

– Шурочка, а где мама? – спросила у меня наша соседка Нина Федоровна из квартиры напротив.

– За водой с Лидой ушли примерно полчаса назад, – ответила я, вновь стараясь, чтобы голос не дрожал.