Лирика и сатира

Минден[91]

— грозная крепость. ОнВооружен до предела.
Но с прусскими крепостями я
Неохотно имею дело.

Мы прибыли в сумерки. По мосту

Карета гремя прокатила.
Зловеще стонали бревна под ней.
Зияли рвы, как могила.

Огромные башни с вышины

Грозили мне сурово.
Ворота с визгом поднялись
И с визгом обрушились снова.

Ах, сердце дрогнуло мое!

Так сердце Одиссея[92],
Когда завалил пещеру циклоп,
Дрожало, холодея.

Капрал, подойдя, учинил нам опрос:

«Как звать и кто мы чином?» —
«Я врач глазной, зовусь Никто[93],
Снимаю бельмо исполинам».

В гостинице стало мне дурно совсем,

Еда комком застревала.
Я лег в постель, но сон бежал,
Давили грудь одеяла.

Над широкой пуховой постелью с боков —

По красной камчатой гардине,
Поблекший золотой балдахин
И грязная кисть посредине.

Проклятая кисть! Она мне всю ночь,

Всю ночь не давала покою.
Она дамокловым мечом[94]
Висела надо мною.

И вдруг, змеей оборотись,

Шипела, сползая со свода:
«Ты в крепость заточен навек,
Отсюда нет исхода!»

«О, если б снова дома быть, —

Цепенея, шептал я с тоскою, —
В Париже, в Faubourg Poissonnière[95],
С возлюбленной женою».

Порою кто-то по лбу моему

Проводил рукою железной,
Как будто цензор вычеркивал мысль,
И мысль обрывалась в бездну.

Жандармы в саванах гробовых,

Как призраки у постели,
Теснились белой страшной толпой,
И где-то цепи гремели.

И призраки повлекли меня

В провал глухими тропами,
И вдруг я к черной отвесной скале
Прикован был цепями.

«Ты здесь, проклятая грязная кисть!»

Я чувствовал, гаснет мой разум.
Когтистый коршун кружил надо мной,
Грозя мне скошенным глазом.

Он дьявольски схож был с прусским орлом.

Он в грудь мне впивался когтями,
Он хищным клювом печень рвал, —
Я стонал, обливался слезами.

Я долго стонал, но крикнул петух —

И бред ночной испарился,
Я в Минодене, в потной постели лежал,
И коршун в кисть превратился.

Я с экстренной почтой выехал прочь

И с легким чувством свободы
Вздохнул на Бюкебургской земле,
На вольном лоне природы.

Глава 21