Лирика и сатира

Глава 25

Богиня мне приготовила чай
И рому подмешала.
Сама она лишь ром пила,
А чай не признавала.

Она оперлась о мое плечо

Своим головным убором
(Последний при этом помялся слегка)
И молвила с нежным укором:

«Как часто с ужасом думала я,

Что ты один, без надзора,
Среди фривольных французов живешь —
Любителей всякого вздора.

Ты видишься с кем попало, идешь,

Куда б ни позвал приятель,
Хоть бы при этом следил за тобой
Хороший немецкий издатель!

Не уезжай, останься у нас,

Здесь чистые, строгие нравы,
И в нашей среде благочинно цветут
Цветы невинной забавы.

Тебе понравится нынче у нас,

Хоть ты известный повеса.
Мы развиваемся, — ты сам
Найдешь следы прогресса.

Цензура смягчилась. Гофман стар,

В предчувствии близкой кончины
Не станет он так беспощадно кромсать
Твои «Путевые картины».

Ты сам и старше, и мягче стал,

Ты многое понял на свете.
Быть может, и прошлое наше теперь
Увидишь в лучшем свете.

Ведь слухи об ужасах прошлых дней

В Германии — ложь и витийство.
От рабства, тому свидетель Рим,
Спасает самоубийство.

Свобода мысли была для всех,

Не только для высшей знати,
Ведь ограничен был лишь тот,
Кто выступал в печати.

И право же, немцам не плохо жилось,

Хоть времена были круты.
Поверь, в немецкой тюрьме человек
Не голодал ни минуты.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О, если б умел ты молчать, я бы здесь
Раскрыла пред тобою
Все тайны мира, — путь времен,
Начертанный судьбою.

Ты жребии смертных мог бы узреть,

Узнать, что всесильною властью
Назначил Германии в будущем рок, —
Но, ах, ты болтлив, к несчастью!»

«Ты сулишь величайшую радость мне,

Богиня! — вскричал я ликуя. —
Покажи мне Германию будущих дней,
Я мужчина, и тайны храню я!

Я клятвой любою поклясться готов,

Известной земле или небу,
Хранить как святыню тайну твою,
Диктуй же клятву, требуй!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 26

Богиня раскраснелась так,
Как будто ей в корону
Ударил ром. Я с улыбкой внимал
Ее печальному тону.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .