Лис

– В истинности твоих слов. Ты и правда веришь в этого сына, как ты сказал, Божьего? Да-да, я просто играл. Приношу свои извинения и, поверь, они искренни. Но твой рассказ просто удивителен. Я должен был убедиться, что это не просто история, выдуманная пару минут назад. Чувства напрямую зависят от веры. Одно не может существовать без другого. Стоило мне поставить себя на одну ступень с тем, во что ты веришь, и ты тут же вышел из себя. И ведь это не было игрой, а уж я умею распознавать ложь. Именно за это меня и прозвали «видящим». Второе прозвище я получил именно благодаря этому дару. Когда мне лгут, я просто вынужден прибегать к крайним мерам. Разве это делает меня монстром?

– А разве нет? Порой люди не хотят говорить правду, ведь её можно истолковать двояко.

– В точку. Но вернёмся к нашей теме. Итак, с чего начать?

Создатель или, как ты выразился, Бог…Лучше с начала. Итак, представь, что очень давно не существовало абсолютно ничего. И в этом «ничто» и пребывал Создатель. Понимаю – это противоречие. Ведь если в «ничто» есть «нечто» – оно уже не «ничто». Но это тупик. Умом этого не осознать, просто прими как данное.

Так вот, Создатель пребывал там многие тысячи, а, возможно, и миллионы лет, пока в один прекрасный момент ему не стало одиноко. Только представь его одиночество! И тут его посетила «мысль», а мысль породила «сознание». Осознав себя, он ужаснулся. Нет ничего, кроме Него. Он и есть всё….

По мере того, как Дитрих рассказывал, на меня вдруг навалилась огромная тяжесть. Что-то происходило, но я никак не мог понять, что. Зевок вышел сам по себе, на что он тут же обратил внимание:

– Мой рассказ кажется тебе скучным?

– Вовсе нет, – я, как мог, постарался привести себя в чувство, но веки становились всё тяжелей. – Видимо, я просто устал.

– Меня тоже всегда утомляли подобные мероприятия. На чём я остановился? Ах, да…

Он был всем и ничем. Просто «сознание». И ему стало любопытно, что же он такое? Где он? И почему один? Но раз нет ничего, то не на что и смотреть. Более того, смотреть ему было нечем. И тогда он решил изменить часть себя, сделать её видимой, осязаемой. Так появился свет. Он сам стал его источником, а эти источники стали его глазами. Так появились звёзды и солнце.

– Солнце тоже звезда.

Сдерживая очередной предательский зевок, поправил я отца Дитриха.

– Правда? Хм… интересная мысль. Мы ещё обсудим это.

Так вот, используя способность «видеть», он стал всматриваться в пустоту, но там ничего не было. Он знал, что он там, в пустоте, но разве можно увидеть сознание, пребывающее в пустоте? Это всё равно, что разглядеть тень, глядя прямо на солнце.

И тогда он создал землю, чтобы хоть как-то рассмотреть себя. Но что это ему дало? Он знал, что земля это он. Но как он не пробовал спросить сам у себя, что же он такое, ответа не находил. Камень есть камень, разве может он вести диалог? Ему нужен был кто-то, кто ответил бы на тысячи его вопросов.

Тогда он решил создать хоть что-то, отдаленно напоминающее его самого. Так стали появляться растения и животные. Его радости не было предела. Наконец-то он может спросить сам у себя, кто же он? Но ни одна его частица не могла найти ответ, ведь они были столь примитивны, что даже вопрос вызывал у них недоумение. Вскоре они перестали даже слушать, став самими собой в отдельности. Что оставалось делать? Создать самого себя, во множестве. Это уже не было подобием.

Всего себя он разделил на множество равных частей, придав им форму и объём. Множество частей его самого бродили по земле, задавая одни и те же вопросы: Кто я? Что я? Где я? Но разве мог он сам себе ответить на вопросы, ответов на которые не знал? Тогда он пришел к выводу, что нельзя найти ответ на вопрос, оставаясь собой, пусть и разделенным на части.

И вот тогда его снова посетила мысль. Нужно забыть вопрос. Забыть, что всё вокруг это и есть он. Это была последняя его мысль. Единственное, что он оставил неизменным – это свое любопытство. Ведь если есть любопытство – появятся вопросы. Их будут сотни, тысячи, миллионы. Многие будут бесполезны, но найдя ответ на один, непременно получишь новый. И так до тех пор, пока одна из его частиц не озвучит тот самый вопрос.

– И откуда же людям, то есть частицам самого его, стало известно всё это, если они забыли абсолютно всё?

Я уже не мог бороться со сном. Веки настолько отяжелели, что я открывал их лишь затем, чтобы снова сомкнуть.

– Поговорим об этом позже. У нас будет уйма времени.

После его слов кто-то мягко подхватил меня под руки. Я попытался рассмотреть незнакомцев, но понял лишь, что это две девушки. Перед глазами всё плыло, словно марево над асфальтом в жаркий солнечный день. Если бы не длинные волосы, они так и остались бы для меня размытым пятном.

– Нет… я не могу… Юлианна… вы не понимаете.

– Оооо, – услышал я напоследок, – Это ты, похоже, ничего не понимаешь. Ну, это мы исправим. Всё должно выглядеть натурально. Не попадитесь Вильяму, вам же хуже будет. Всё ясно?

Я не расслышал, что ему ответили, а дальше была только череда образов, не имеющих никакого смысла.

Жирдяй!