Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина

Что касается революционной ситуации начала XX века, то в результате либеральные и консервативные силы покинули (сначала духовно, а потом и физически) легальное публичное политическое пространство России — и в нем воцарились антигосударственные красно- и черносотенцы. Кстати, Струве впоследствии указывал на то, что многие русские люди с черносотенным образом мысли пошли на службу к большевикам.

16. Политический центризм

Я так много времени посвятил франковскому анализу революционной ситуации в России для того, чтобы вместе с вами задуматься о той принципиально важной для понимания России начала 2000-х годов части идейно-политического спектра, которая находится в пересечении системы координат, представленной на схеме, — о центризме. Однако сначала давайте зададимся вопросом: какая цифра находится в этом пересечении? Ноль, как известно. И это стало основой для еще одного обвинения «Единой России», которая изначально позиционировала себя как центристская партия. Вот это, мол, и есть ваша идеология, говорили оппоненты, ноль, дырка от бублика. Но так ли это?

В распространенной версии центризм — это либо простое отрицание правых и левых идеологий (что приравнивается к безыдейности и беспринципности), либо механическое смешение тех или иных ценностей, взятых слева и справа. Эдакий идеологический коктейль без очевидного рецепта (эклектика). Понятное дело, что такое восприятие политического центризма сформировалось под влиянием его оппонентов слева и справа. На самом деле центризм — это положительное политическое миросозерцание, которое во главу угла ставит такие понятия, как мера, умеренность, баланс, консенсус, соглашение и согласие. Тот же С. Франк, анализируя судьбу традиционных левых и правых идеологий в постреволюционную эпоху, готов согласиться на общесоциологическое значение понятий «правый» и «левый». Для этого приходится совместить пространственную и ценностную системы координат. Тогда «правые» становятся «консерваторами», а «левые» — «реформаторами» именно в общесоциологическом смысле: «С одной стороны — склонность охранять, беречь уже существующее, старое, привычное, и с другой — противоположное стремление к новизне, к общественным преобразованиям, к преодолению старого новым»[117]. Однако, не вдаваясь в подробности и в критику этих определений, Франк настаивает на том, что деление при таком понимании должно быть не двуличным, а трехличным. Наряду со «староверами» и «реформаторами» необходимо учитывать тех, кто пытается сочетать в себе обе указанные тенденции. Речь идет о тех, кто стремится к обновлению жизни, сохраняя драгоценные традиции. О тех, для кого развитие связано не с отрицанием прошедшего и уже существующего, а с творческим развитием, реформированием через приспособление к новым условиям и потребностям жизни. «Такое, — пишет Франк, — не “правое” и не “левое”, а как бы “центральное” направление совсем не есть, как часто у нас склонны думать, какое-то эклектическое сочетание обоих направлений; оно качественно отличается от них тем, что в противоположность им его пафос есть идея полноты, примирения»[118].

Тут можно сравнить с наработками Семена Франка позиционирование «Единой России» на период II съезда, возможно, самого идеологически насыщенного. Б. Грызлов, который на этом съезде был утвержден председателем Высшего совета, в своем докладе довольно много места уделил идеологической платформе ЕР. «Идеологической основой нашей партии, — говорил Грызлов, — является политический центризм. В нашем понимании центризм не среднее арифметическое между “левизной” и “правизной”, и тем более он не является механическим смешением левых и правых идей»[119]. Вначале все как по Франку. Однако сразу после приведенной декларации Грызлов уходит от идеологического контекста и направляет партию на «конкретные дела».

Тут приходится вспомнить о тех оценках, которые приводила в своей работе Рената Гальцева и которые я уже цитировал. Напоминаю: «Его (консерватизма) собственная, вытекающая из корреляции с жизнью “приземленность”, его неприязнь к теоретическим конструкциям. <…> “Жизнь подскажет” — вот главный интеллектуальный ориентир консервативной стратегии, не требующий вроде бы никаких дополнительных обоснований. <…> (Голо Манн) призывает сторониться “ученых выдумок” и всяких “измов”, предпочитая им совет Бисмарка-политика полагаться “на опыт и ничего, кроме опыта”. <…> “То, что сегодня именуется консерватизмом, не может быть выведено из понятия… а решается злобой дня”»[120].

Ровно в этом поле позиционируется Грызлов. «В основе центризма — стремление решать реальные дела, а не строить мифическое “светлое будущее” для далеких потомков…