Лисье время

Во дворе появились люди – они вышли из крайнего подъезда, и мама сказала пегой с белыми пятнами:

– Ну всё! Улепётывайте! Люди!

Но лисы смешно кудахтали маме в ответ и не убегали.

– Странно… пойдём… – Мама взяла Лялю за руку.

Лисы аллюрили рядом, уже порыкивая, – Ляля вцепилась в мамину руку…

Мама поозиралась, посмотрела и на окна дома, снова присела, обняла Дусю и сказала:

– Дусенька! Если это ты! Нам надо в магазин. Мы за туфлями. Ещё увидимся, я насовсем приехала… Пошли! – Мама рывком потянула за собой Лялю, сквозь зубы процедила: – Не оборачивайся и не смотри на них.

Ляля почти побежала, рука ныла в плече – лисы, наверное, отстали. Ляля посмотрела на маму снизу вверх: у мамы стал странный взгляд, такой и у бабушки бывал, когда она рассказывала разные истории из прошлого и задумывалась. Вот и у мамы отсутствующий отрешённый взгляд, мама о чём-то думала, потом резко обернулась, достала сигареты… Ляля тоже обернулась – лис не было видно ни у дома, ни на дорожке, петляющей к шоссе. Мама поднесла к сигарете зажигалку…

– Мама! А вдруг их обидят или на шоссе машина задавит?

– Не задавит, – рявкнула, почти тявкнула мама. Да уж, настроение у мамы меняется. – Раньше только зимой они в город забегали, – сладко затянувшись и выпустив дым, сказала мама мечтательно.

– Нет, мама, они к нам забегают, забегают! Они наши с бабушкой защитники! – стала уверять Ляля и осеклась: лицо мамы стало испуганным. То есть оно не поменялось, но уголки рта задёргались.

– Как – защитники? И откуда ты знаешь, что лисы нас о чём-то хотят предупредить?

– А ты у бабушки спроси! – Ляля решила дерзить, воспоминание-то болезненное. – А то мы с бабушкой – здесь, ты далеко… а теперь… – И Ляля разревелась. Она хотела сказать: «Вот ты, мама, приехала, ничего не знаешь, что нам с бабушкой пережить пришлось, пока ты деньги зарабатывала. Мы тут живём, нас никто и защитить-то по-нормальному не может, кроме лис. У других папы, на худой конец дедушки. А у меня ни папы, ни дедушки. Папа неизвестно где, а дедушка умер…»

– Ну хорошо, хорошо, – улыбнулась мама примиряюще и поцеловала Лялю. От мамы пахло духами, помадой и незнакомыми косметическими запахами. Ляля любила нюхать помаду у бабушки на трюмо. Кроме помады, ничего у бабушки не водилось, но каждая помада пахла по-своему. Ляля знала только бабушкин запах.

Народу в магазине много, толчея. Яркие витрины, висячая одежда, манекены уродливых детей без лиц. В обувном отделе вообще ноги в витринах, от скакательного, то есть коленного сустава. Расчленёнка такая в кружевных гольфиках. Ляля, счастливая и гордая, примеряла туфли, но когда подошли к кассе, обнаружилось, что у мамы украли кошелёк. Мама тут же стала звонить по мобильному телефону – чёрной трубке с антенной. Люди стали останавливаться и смотреть на неё.

– Ну что такое? Здесь не звероферма! – сказала мама людям. – Что пялитесь? Телефона не видели?

«Здесь не звероферма» – так говорили и у Ляли в саду, когда хотели сказать «не в зоопарке». В трубку мама первым делом попросила заблокировать карту. В их городе тогда и не слышали о банковских карточках. Ляля ещё подумала, что за карточки такие. Да и мобильный телефон Ляля раньше вблизи не видела. Только издали один раз у заведующей их садом.

Туфли отложили. Мама сильно расстроилась, на обратном пути стала кому-то звонить и жаловаться:

– Представляешь: украли кошелёк, карточка, пять тысяч рублей и права… Хорошо, что паспорт дома оставила. Полис тоже украли, – повесила трубку и снова поцеловала Лялю: – Ничего, Алёнушка. Первый блин комом. Отвыкла от нашего города.

Ляля не стала напоминать маме, что она давно Ляля и этого не изменить. Они вернулись домой, мама взяла деньги с полки, куда она их всегда клала, хотела идти в магазин одна. Но Ляля напросилась снова. И бабушка тоже попросила за Лялю. Ляля так гордилась, что идёт с мамой. Мама стильная, как все рекламы, вместе взятые.

– Мама! И колготки мне с кружавчиками, как на этих обрубленных ножках.

– Обязательно! – уверила мама.

Всю ночь мама не спала, перешивала Ляле блузку. Где-то в полночь – Ляля ночью, когда просыпалась, смотрела в окно и в ясную погоду определяла время по луне, по расстоянию на небе – Ляля услышала голоса из комнаты бабушки. Она прислушалась – не разобрать, что говорят. Спать не хотелось. Тогда Ляля подошла ближе к двери. Комнаты находились рядом, Лялина комната была проходной.

«Если что, скажу – в туалет шла», – вспомнила Ляля детсадовскую уловку и встала у двери.

– Но это Дуся! – голос мамы.

– Ты не перепутала? Популяция растёт. Сколько их по помойкам бегает. – Голос бабушки, уверенный, как всегда, когда дело касалось лис.

– Мама! На помойке шарилась хромистка. А Дуся погнала собаку. Это Дуся! Я точно говорю. Ты что, им давала эликсир молодости?

– Ну что ты, Зоя. Шутишь? Клеймо смотрела?

– Ухо посмотрела… Почему-то расползлось клеймо.

– А на боку? – испуганный голос бабушки.

– Тоже, как пятно, пережженное под мехом. Хорошо, что мы ещё на черево ставили.

– Ты её перевернула?

– Нет. Прощупала. Ногу подняла. Я Дусины все клейма помню.