Детский сад был лучшим в городе, очень дорогим и носил премилое название «Лапушка». Бабушкины приятельницы по ЗОЖу уважительно качали головами и прицокивали восхищённо языком, когда бабушка отвечала, в какой сад ходит Ляля. Ляля не сразу поняла, какие плохие в группе дети, к старшей группе только прозрела. Не считая Потоцкой, конечно, – Соню все называли по фамилии, и все дети знали, что она «нехорошая», но никто с ней не ругался и не дрался – ведь Соня кусалась, всегда в скулу. Укусила она так Лизу, дочку тёти Светки, маминой подруги, а ещё Руслана. Руслан тут же Соню избил. Она ходила с синяками какое-то время, но Сонин укус держался на Руслане дольше – глаз затекал, становился красным, потом фиолетовым, потом жёлтым, и ещё следы зубов на скуле, помазанные зелёнкой; так что Соня считала, что она всё равно победила. Мама Лизы, тётя Светка, сама работала в детском саду, в обыкновенном государственном, она не стала ничего говорить тихой забитой бабушке Потоцкой, только поговорила с воспитателем. А вот мама Руслана, наглая, но справедливая баба, пошла разговаривать с родителями Сони к ним на работу, в больницу. Много позже, когда Руслан вспоминал тот случай, он говорил, что мама Сони отнеслась очень спокойно к маме Руслана, всё уговаривала «не нервничать» и сказала так:
– Моя дочь укусила вашего сына. Прошу прощения. Но Руслан же в долгу не остался. Он Соню побил. И правильно сделал. Мы квиты, не так ли? Спасибо вам, от меня и от мужа спасибо.
– За что? – опешила мама Руслана и одёрнула водолазку, облегающую все её «тридцать три животика».
– За то, что дочери дали отпор. И ещё раз извините.
– Ну что вы! Я тоже дико извиняюсь, до свидания, – озадаченно проговорила мама Руслана.
Руслан объяснял потом, когда они с Лялей вспоминали «дела давно минувших дней»:
– Мамка привыкла ругаться, но она сама раньше была воспитанная, просто жизнь её такой сделала. И тут перед ней сразу извиняются. Она сразу млеет, когда встречает таких, какой она сама раньше была.
Ляле исполнилось три года. Близился Новый год. Первый Новый год, который Ляля запомнила ясно. У Ляли не было новогоднего костюма, просто праздничное платье. Очень красивое, с юбкой на сборке, расшитое спереди на груди редкими ромбиками-бусинками! Ляля каждый день примеряла платье по вечерам, крутилась перед зеркалом, повторяя непритязательные па в танце снежинок. Ляля ждала праздника, предвкушала. И вдруг все остальные девочки переоделись перед утренником в костюмы. Тёзка Алёна была одета в костюм Курочки Рябы – шикарное красное платье в разнообразный горошек. Рукава-фонарики – в мелкий, как градины, горошек, лиф – в крапинку, как ледяные иголочки снежной крупы, а юбка – в крупный горох, и под юбкой – белая нижняя юбка, жёсткая; по белому внизу – красное кружево; на голове у Алёны – шапочка с клювом. Красные чешки, чёрные колготки… Настя Преснякова – её папа завозил в детсадовские песочницы песок за свой счёт – играла бабку. Но какая эта была бабка – это была красивейшая бабка, с лентой на голове, перевязанной узлом, в народном пушнорядском голубом сарафане. А под сарафаном – рубаха. Рукава и манишка вышиты такими удивительными цветами, светло-сиреневыми, розовыми, жёлтыми, – Ляля глаз не могла отвести.
– Это из Чувашии, – хвалилась Настя, – мама привезла. Там за копейки перед тобой в лепёшку расшибутся.
Настя всегда такая. Если что-то понравилось, пальто или юбка, она прогундосит:
– Мне мама купит.
Мама Насти торговала сувенирами, она искала сувениры по всей стране.
– У нас такая охота, – поджимала свои тонкие злые губы Настя и трясла необъятными хомячьими щеками. – Мама охотится за сувенирами, папа строит коттеджи, у бабушки сувенирный магазин. – Это Настя заученно повторяла от злости, когда кто-то в группе рассказывал, что у него папа зайца принёс или глухаря или что ходил на кабана в облаве.
Ляле Настя Преснякова говорила:
– Твоя бабушка без денег. Она все деньги в милицию отнесла, чтобы её не посадили.
Хорошо, что Ляля ничего не понимала: куда посадили, какие деньги отнесли в милицию и зачем, – в три года Ляля ничего не знала о прошлом. Когда она рассказала это дома, бабушка посоветовала «не реагировать»:
– Не обращай внимания, Лялечка. Дети маленькие, глупые, повторяют, что дома слышат, как попугаи. – Тут бабушка прищурилась, улыбнулась: – А ты, наверное, про лисиц много говоришь?
– Откуда ты знаешь, бабушка? – восхитилась Ляля, потом опустила голову, как витязь на распутье. – Мало я говорю про лисиц, мне Потоцкая рот затыкает.
– Ляля! Милая! Рот затыкает – что за слова?
– Это Потоцкой заведующая так говорит, а Потоцкая нам…
– Ну если заведующая… – Бабушка разводила руками.
– Ты Потоцкую не знаешь, она убить может!
– Ну уж нет. Этого не бойся, – рассмеялась бабушка. – Пойду посмотрю на неё, на утренник схожу…
Ляля совсем не хотела, чтобы бабушка шла на утренник, но не посмела это сказать, не хотела расстраивать любимую бабушку, самого родного своего человека. Лялю успокаивало ещё то, что у некоторых детей бабушки тоже страшные, пострашнее даже её.