Никто ничего не говорил Ляле после праздника. Соне и особенно Насте было не до этого. Настя ходила по группе нахмуренная и даже не дралась ни с кем за место у игрушечной плиты – мама сказала, что не заберёт её до ночи. Одна Алёна ходила точь-в-точь как курица, невозмутимая и глупая, а Петя вдруг сказал Алёне:
– Ко-ко-ко, ко-ко-ко, жить нам было нелегко… – первые слова в своей жизни.
Утренник в младшей группе взбодрил весь сад. Прибегала заведующая, приходил завхоз, прилетел и повар, женщина в белом халате и огромном колпаке, – все болтали с нянечкой, шутили, только заведующая строго поговорила с воспитателями и ненавистно зыркнула на Соню, на что не по возрасту острая на язычок девочка не преминула отреагировать:
– Зенки вылуплять так необязательно. Я вас не боюсь. Мои родители вам деньги платят.
– Твои родители работают, а ты им настроение испортишь предновогоднее.
Соня ничего не ответила, молча удалилась: то ли ей стало неинтересно, то ли она таким образом хотела вывести из себя заведующую, а может быть, просто испугалась, что ждёт её дома вечером. Ляля очень надеялась, что Потоцкую наконец отругают. Ляля в хорошем настроении легла в кровать и тут же заснула. А после тихого часа её забрала мама. Радости Ляли не было предела. Мама приехала! Мама вошла в группу с невиданным ярким чемоданом на колёсиках, распространяя по раздевалке цветочный аромат.
– Прямо с вокзала? – Нянечка везде совала свой длинный нос.
– Да, – улыбнулась мама, села на банкетку. – Ну как утренник, мистер Свин? – Так мама называла Лялю, когда была в хорошем настроении.
– Мама, год свиньи заканчивается! Теперь я мистер Маус. Сегодня и сказку про мышку ставили под названием «Курочка Ряба».
Тут из группы в раздевалку влетела Соня Потоцкая и сказала:
– Ваша Ляля самая глупая.
– А ты что, самая умная? – Лялина мама смотрела внимательно и не то чтобы недружелюбно, с ненавистью.
– Ляля весь спектакль на лавке сидела.
– А это плохо – сидеть на лавке? Не в тюрьме же! – отреагировала мама с улыбкой, и Ляля перепугалась: Соня сейчас как сказанёт…
Так и вышло, Соню долго ждать не пришлось:
– Зато ваша бабушка в тюрьме была.
Тут мама взяла из рук Ляли рейтузы – Ляля вечно с ними копалась, потом мама Ляли бережно взяла Соню за одно плечо, одну штрипку рейтуз она повесила Соне на ухо, отстраняя руки Сони. Соня испуганно смотрела на маму Ляли во все глаза.
– Вот так тебе за тюрьму. – И мама резко рванула за рейтузы.
– Ой! – вскрикнула Соня, схватилась за ухо, заплакала и побежала жаловаться.
– Мама! Она же сейчас расскажет, – испугалась Ляля.
– И я расскажу, – улыбнулась мама, она была совершенно спокойна.
Послышались голоса воспитателей, они накинулись на Соню:
– Потоцкая! Сколько можно?!
– Совсем оборзела – уже на родителей наговариваешь, – раздался голос нянечки, через секунду она сама появилась в раздевалке и заговорщицки подмигнула Ляле, а может, и маме.
На улице уже темнело, светлый сумрак окутывал Лялю, успокаивал, на душе становилась радостно. Искры на снегу от редких фонарей, страшные тени от деревьев в парке… Они гуляют с мамой. С мамой, а не с бабушкой. С такой красивой мамой и молодой!
Темнело. Мама рассказывала про солнцеворот, про то, что нарождается сейчас за этой небесной тьмой новое солнышко – так думали охотники, которые поселились в этих краях давным-давно. Охотники кочевали, а после обосновались примерно там, где сейчас стоит их дом… Ляля шла и шла с мамой по аллеям, встречая редких собачников; их лайки виляли хвостами и натягивали поводки, таксы вертелись, юлили под ногами, радостно лаяли – животные тянулись к ним с мамой. Мама много рассказывала, но Ляля перестала её слушать, она вглядывалась в тёмное небо: где-то там солнышко, оно смотрит за ними. Раз луны нет (луна за тучами спряталась), значит, солнышко смотрит – а как же, солнце и сквозь тучи умеет светить. Обратно решили ехать на автобусе; мама молчала, и Ляля молчала. Ляля держала на коленях пакетик с подарком – бумажный пакет с нарисованной мышкой и шнурами-ручками.
– Это родительский комитет сам дырки ковырял, – сказала Ляля.
– А я думала, Дед Мороз. – Мама оторвалась от окна; Ляля заметила: она вглядывалась в тёмные поля, начинающиеся за шоссе.
– Не-ет. Дед Мороз принёс всё, а дырки уж родительский комитет.
– Дырка от бублика? – пробормотала мама.
– Да. Так Алёна сказала.
– Это из-за которой тебя Лялей дразнить стали?
– Да, мама. Ну что это: две Алёны на группу? Это неудобно.
– У нас в классе три Лены было и четыре Серёжи, Алёна…
– Мама! Я сама не хочу быть Алёной!
Они уже проехали свою остановку, но автобус ходил по шоссе кругами, с заездом на вокзал, и они с мамой катались на автобусе, просто катались…
– Почему же ты не хочешь быть Алёной? Такое красивое имя… – Мама говорила, отвернувшись, она всматривалась и всматривалась в то, что за окном: в поля, в город, в дома и улицы. Они и на следующий год так катались, и через год, и ещё год спустя, – пока мама совсем в Пушноряд не переехала… – Я так мечтала, чтобы ты была Алёной…
– Мне Ляля больше нравится. Ты видела девочку на шоколадке?