Я натурально обалдел, потому что парень залез на меня сверху. Его ладони оказались на моём лице, обдали жаром холодеющую кожу. Что это он выдумал? Он прикрыл глаза и поцеловал меня. Как не растеряться! Меня впервые поцеловал парень. Его горячие губы мягко обволакивали мои, тёплое дыхание согревало, но… меньше всего мне бы хотелось, чтобы меня целовал парень, которого я только что встретил! Сначала едва не замёрз, а теперь вдруг этот на меня накидывается… Он между тем с какой-то непонятной нежностью погладил меня по щеке и накрыл мои губы своими уже во второй раз. Я попытался было скинуть его с себя, но сил не было, так что он легко перехватил мои руки и водворил себе на талию, удерживая их там. Поцелуй его становился всё глубже, мои губы горели, искусанные и измятые, а его язык жадно, и ловко, и безраздельно хозяйничал в моём рту. С ума он сошёл, что ли! Но вот парень оставил мой рот в покое, напоследок лизнув меня в губы, сжал мои ладони в своих, поцеловал их несколько раз, горячо подышал на них, снова прижал к своей щеке…
— Прекрати! — выдавил я, стараясь вылезти из-под него.
Меня пугало выражение его лица, до чёртиков было страшно из-за непонятной пустоты во взгляде. А он будто меня и не слышал.
— Я согрею тебя, — повторил он, изгибаясь и припадая губами к моей шее.
— Я не хочу, чтобы ты меня так согревал! — попытался возразить я, сообразив, что он предлагает «для согреву».
Да как будто его волновали мои протесты! Парень рывком стянул с меня штаны до бёдер, накрыл обеими ладонями мой лобок, ловко захватывая и член и яички, наклонился и горячо дохнул туда. Я вздрогнул, оттолкнул его руки, но Кицуро легко ткнул меня пальцем куда-то в плечо, и силы разом ушли, как будто мне ввели анестезию. Да что же он такое со мной делает! Его пальцы прошлись по стволу, сжимая его и растирая. Это не было неприятно, но…
Кицуро шершаво мазнул языком по головке, втянул её в рот. Меня окатило горячей волной, сердце выбило лихорадочную дробь. А он с упоением посасывал его, потом выпустил изо рта, ласково водя кончиком языка по набрякшим венам и осторожно играя с крайней плотью пальцем. У него были длинные ловкие пальцы, а ногти на них ещё длиннее, и при взгляде на их острые концы невольно подбирался холодок к горлу: а вдруг ненароком такими ногтями да по тому самому! Мало не покажется… Но Кицуро был осторожен и довольно ловко вытворял такие вещи, которые мне никогда и во сне не снились. Экспериментатором в сексе я никогда не был, да и минет-то мне всего пару раз делали, а тут и вовсе парень…
Кицуро задышал, убрал с лица волосы, и они серебристыми волнами завились за его ушами. Глухо стукнули бусы, когда он приподнялся, подбирая край юкаты, и потёрся промежностью о мой лобок. Тут уже задышал я, не справляясь с хлынувшей по венам кровью и устремляющейся вниз, вниз, разрывающей возбуждением набухшую плоть: парень решительно вставил и разом вогнал мой член в себя — в узкое, тесное, бесконечно горячее кольцо тугих мышц — вцепился пальцами мне в плечи и задвигал коленями, задавая резковатый, почти жёсткий ритм. С его губ слетали отрывистые вздохи, жар его тела плавился вокруг меня. Уж это точно могло согреть… Но мне отчего-то казалось, что моего живота то и дело касается что-то мягкое, как будто изнанка его одежды была на меху. Это и дразнило, и возбуждало, и вызывало мурашки, и заставляло ёрзать, невольно подбавляя жару в происходящее. Кицуро прикусил губу, на его щеках заплясал лёгкий румянец, и глаза заблестели, как будто слёзы просились наружу.
— О, То-ку-ми… — выдохнул он.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?! — поражённо воскликнул я, но он не ответил, и мне стало не по себе. Откуда он меня знает? Кто он такой? Почему он всё это со мной делает?
— Я сейчас… кажется, я сейчас… — почти захныкал он вдруг.
Я подумал, что он имеет в виду оргазм, и хотел было сказать, что ничего страшного, если он кончит, раз уж это всё вообще произошло…
Чпок! Я застыл, с раскрытым ртом уставившись на его голову, где (или я спятил?!) вдруг появились мохнатые ушки, слегка розоватые изнутри, а сверху — такие же серебристые, как и все волосы. Они дёрнулись, совсем как живые, а сзади, за спиной, вдруг распустился длинный пушистый хвост, слегка раздвоенный на кончике. Хвост! Настоящий хвост!
— Ох, нет! — воскликнул Кицуро, поднимая руки и стараясь прижать ушки обратно к волосам.
Рукава его задрались, обнажая руки по локоть, и я увидел шрам — косые, изломанные линии, оставленные страшными зубцами капкана. Такой шрам ни с каким другим не перепутаешь!
— Лисёнок? — выдохнул я в шоке.
Его лицо осветилось, он прижался ко мне всем телом, потёрся лицом о мою шею и фукнул куда-то мне в подбородок.
— Я так скучал по твоему голосу… — пробормотал он, — и по твоему запаху…
— Ты… тот самый лисёнок?!