Лишь одна музыка

— Я не о том, — говорит Джулия. — Думаю, я не справилась бы без контрабаса. Все ухудшается. Часто ли в фортепианной камерной музыке используется контрабас?

Я умолкаю; потом выпаливаю:

— Ну, есть Дворжак... нет, это струнный квинтет.

Джулия отворачивается и, не глядя на меня, произносит:

— Этот концерт — последний, когда я играю с кем-то.

— Нельзя так говорить!

Она не отвечает, не видя моего ответа.

Я кладу мою руку поверх ее, и она поворачивается ко мне.

— Нельзя так говорить, — повторяю. — Нельзя.

— Ты же все понимаешь, Майкл. Моим ушам конец; если я буду цепляться за это — совсем с ума сойду.

— Нет, нет! — Я не могу это слышать. И начинаю биться головой о бок каменного медведя.

— Майкл, ты сошел с ума? Прекрати.

Я останавливаюсь. Она кладет руку мне на лоб.

— Я не сильно ударился. Я просто хотел, чтобы ты перестала так говорить. Это мне невыносимо.

— Тебе невыносимо, — говорит Джулия с тенью упрека.

— Я... не могу.

— Поехали к Марии, а то опоздаем, — говорит Джулия.

Она избегает моего взгляда, пока мы не садимся в машину. Когда она ведет, я совсем не могу с ней разговаривать.

5.5

У Марии наше трио снова вместе, и пару секунд мы не знаем, что сказать. Потом мы обнимаемся, «как долго не виделись» и «ты совсем не изменилась». Но за всем этим — быстрое вращение земли и неловкое знание, что все совсем по-другому...

Джулия и Мария встречались иногда в эти годы, но я-то ее не видел с тех пор, как покинул Вену.

Маленький мальчик с вьющимися темными волосами тянет ее в дом.

— Mutti, — восклицает он — Pitou hat mich gebissen.

— Beiss ihn68, — предлагает Мария кратко.

Но маленький Петер настаивает, и его мать смотрит на его руку, называет его очень смелым и говорит, что не надо дразнить кошку, а то она превратится в тигра.

Похоже, Петер относится к этому скептически. Потом, заметив, что мы все смотрим на него, прячется за мать и затем убегает обратно в дом.

Мария просит прощения, что ее муж Маркус в отъезде, но говорит, что у нее для меня сюрприз. Мы проходим на кухню, где встречаем Вольфа, моего приятеля с первого года учебы в Вене. Он услужливо мешает большой салат. Он расплывается в улыбке, и мы обнимаемся. Мы не теряли связи несколько лет — он уехал раньше меня, — но не слышали друг о друге последние года три-четыре. Он тоже в квартете, хотя в его случае Карл Шелль не возражал, чтобы тот оставил сольную карьеру.

— И что же ты тут делаешь? — спрашиваю я. — Конечно же, приехал, чтобы нас послушать?.

— У тебя синяк на лбу, — говорит Вольф.

— Да, — говорит Джулия. — На него напал медведь. Точнее, он на медведя.

— Я столкнулся с дверью, — говорю я. — Точнее, дверь со мной. Это пройдет через час.

— Откуда ты знаешь? По прошлому опыту? — говорит мне Джулия и уединяется с Марией.

— Я не смогу прийти на ваш концерт, — говорит Вольф. — Завтра уже возвращаюсь в Мюнхен.

— Жалко, — говорю я. — А что ты здесь делаешь? Концерт твоего квартета?

— Вообще-то, они не знают, что я здесь, но скоро узнают, — говорит Вольф. — Это пока секрет. Меня позвали на пробы второй скрипки в «Трауне».

— О! Здорово как! — восклицаю я.

«Траун» — один из самых прославленных квартетов в мире; им всем около пятидесяти, и они были уже хорошо известны в Вене, когда мы были студентами. Я помню их виолончелиста, прекрасный музыкант, но странный, настолько застенчивый, что он никому не мог смотреть в лицо. Когда мы встретились после концерта, он вел себя так, будто ожидал от меня какого-то ужасного мнения о его игре — от меня, скромного студента. Поведение настолько дикое, что я думал, он меня разыгрывает.

— Это было очень странно, — говорит Вольф. — Мой собственный квартет распадается. Двое из нас не выносят двух остальных, ну и вот. Ну, я увидел, что «Траун» ищет вторую скрипку, с тех пор как Гюнтер Хасслер решил уйти на пенсию. Так что я им просто написал. Они меня послушали час или два с разными отрывками и пьесами — и вот я тут. Они хотят, чтобы через несколько недель я сыграл с ними пару концертов на пробу. Я ничего не жду, я восхищаюсь ими всеми... да, они пробуют других людей, но ведь никогда не знаешь... А какая у вас программа? Мария мне сказала про «Форель».

— «Квартетцац» для начала; и струнный квинтет во втором отделении.

— Все Шуберт, да? Большая программа.

— Слишком большая?

— Нет, нет, нет, совсем нет. Как получилось, что ты играешь в «Форели»?

Я рассказываю ему о предложении Пирса.

— Как это отличается от нашей первой скрипки, — впечатлен Вольф. — Благородный жест. На самом деле. Знаешь, что надо было сделать в ответ?

— Что?

— Предложить заменить «Квартетцац» одним из двух струнных трио — более длинным. Оно звучит почти столько же по времени, и твоя первая скрипка играла бы там без тебя. Это бы погасило твой долг ему.

Я размышляю несколько секунд.

— Жаль, что я не подумал об этом, — говорю я, — но знаешь, он, скорее всего, сказал бы, что мы хотя бы раз должны появиться на сцене квартетом.

— Какой милый.

— На самом деле — нет, — говорю я. — Но скрипач хороший — да, наверное.

— А что с Джулией? — спрашивает заговорщицки Вольф.

— Что с ней?