Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

Ира, прислонившись спиной к двери, наблюдая, как из шкафа на кровать летят беспорядочным вихрем вещи с вешалок, старательно удерживала улыбку, рассеянно, даже не вникая, что-то отвечала на расспросы сына. Сейчас, с болезненной остротой осознавая, что еще долго его не увидит, Ирина вдруг заметила то, чего, как любая мать, не признавала до сих пор: он совсем уже взрослый. И все же ясно и жестоко обрушить правду, обрисовать страшные перспективы сил у нее не нашлось: билет в другую страну и отглаженно-четкая ложь, что вот только решит на работе одну проблему, и сразу… Сашка, выслушав ее, покосился с сомнением, но, увидев билеты, радостно сорвался собирать вещи, попутно буркнув что-то о том что наконец-то…

Звонок, настойчивый, длинный, нервный, неприятно ударил по барабанным перепонкам, и, против воли вздрогнув, Ира, бросив взгляд на увлеченного сына, поспешно направилась в прихожую. Даже не задав дежурного вопроса, беспечно распахнула дверь и тут же отпрянула.

— Ткачев?! Тебе чего…

Паша, бесцеремонно внедрившись в коридор, громко захлопнул створку, не потрудившись поздороваться или вежливо снизить тон.

— Вы чего, совсем с ума съехали?!

Зимина выразительно вздернула бровь, не высказывая вслух удивление, вопрос, возмущение и раздражение одновременно.

— Вы какого хера творите вообще?! — переиначил вопрос Ткачев, набирая обороты. — Я, когда услышал, подумал, что Фомин приколоться решил!..

— Тон сбавь, — неестественно-спокойно осадила Зимина.

— А вы мне не приказывайте, не на службе! — рявкнул Паша, еще сильнее заводясь.

— Ткачев, я тебя в гости не звала, — устало выдохнула Ирина Сергеевна, без лишних слов распахивая дверь и не глядя в его пылающее растерянностью и гневом лицо.

— Вы от темы не уходите! — Паша и не подумал двинуться с места, равно как и сбавить громкость. — Вы сами вообще понимаете, че творите?! Да это же пожизненное!..

— А ты разве не этого хотел? — резко обернувшись к нему, сухо и зло усмехнулась Зимина. — Радуйся, свершилась твоя справедливость!

— Да какая, нахер, теперь разница, чего я хотел! — горло уже начало саднить от крика, но рвущиеся слова, новая волна непонимания, недоверия, неспособность поверить в реальность происходящего, накатывая, срывали спокойствие и хоть какой-то самоконтроль. — У вас сын вообще-то, вы о нем подумали?!

— Надо же, вспомнил! — Холодно прищурилась и, не совладав с собой, выпалила, словно обдав ледяной водой: — Что-то ты об этом не очень думал, когда тормоза в моей машине перерезал!

Дернулся, как от удара, разом жутко побелев, тяжело дыша. Застывшим взглядом бессмысленно смотрел на расправленные изящные плечи, выступающие ключицы, тонкую золотистую нить витой цепочки на светлой коже — снова отчего-то стало необъяснимо-больно и застывающе-трудно дышать.

И оно вдруг пришло. Решение — такое жестокое, очевидное и простое, что стало свободно и страшно.

— Я его убью, — тихо и ровно проговорил Паша, скорее думая вслух. Не отрывая взгляда, словно приклеившегося к тонкой вязи золотого украшения на бледном мраморе шеи. — Я убью Климова, и он не успеет дать показаний. Если меня найдут… Что ж, пусть. Сяду. Но вам не позволю. Да. Так будет правильно.

Медленно поднял глаза, с неожиданной спокойной уверенностью взглянув в ошарашенную темную глубину усталых глаз. С невеселой усмешкой вспомнил сказанные тогда, в ангаре, слова Зиминой о том, что ей приходится думать за всех — сейчас эти слова вдруг приобрели для него незамысловатую и чудовищную ясность. А ведь в тот момент он был уверен, что не сможет понять ее никогда…

— Паш, стой! — протестующе, почти-что-испуганно ударило в спину. Ткачев медленно обернулся, снова взглянув на нее с этой жуткой, обледенелой спокойной решимостью, и вдруг улыбнулся — легко, приглушенно, даже без напряжения.

— Так будет правильно.

А в следующее мгновение двери лифта закрылись.

========== Часть 9 ==========

Климов, бросив на тумбочку ключи и не зажигая в прихожей света, неторопливо прошел в гостиную, щелкнув выключателем и тут же невольно отступив.

В кресле у окна, прямая, собранная, бледная, в накинутом на волосы легком цветастом шарфе, с пистолетом на коленях, сидела Зимина. Темные очки лежали на столике; в воздухе тревожно и остро пахло сладковатой горечью тонких духов.

— Ир?..

— Сядь, поговорить надо. — Отрывисто, сухо, резко.

Вадим медленно, не сводя с начальницы настороженного взгляда, опустился в кресло напротив. Не имело смысла задавать дурацкие вопросы, изображать непонимание — если она здесь, значит, уже знает все. Вот только…

— Откуда?..

— Это важно сейчас? — холодно вздернула бровь.

— Действительно, — криво усмехнулся Вадим. Поднялся, отойдя к окну, чувствуя спиной пристальный, напряженный взгляд, — кажется, стоило ему только пошевелиться, и Зимина отреагировала бы моментально.