Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

Андрей ушел, хлопнув дверью, не поскупившись на прощание на целый набор возмущенно-патетических реплик, суть которых состояла в том, как он ошибся и какой она оказалась гениально-артистичной лгуньей. Ира, стоя в прихожей, с кривой усмешкой подумала, что узнанная им случайно правда ничто по сравнению с тем, что ей еще приходилось и приходится скрывать. Интересно, в какой бы шок впал добропорядочно-правильный до оскомины Андрэ, выясни он случайно, что лже-юрист, полковник полиции — безжалостная убийца, “крестная мама”, держащая железной хваткой целый район, руководитель “кружка по интересам”, решающего, кого казнить или помиловать…

Окинув взглядом накрытый стол — ваза с фруктами, бокалы и бутылка вина, — Ирина отошла к окну, вытянула из лежащей на подоконнике пачки сигарету, с наслаждением затянулась, выпуская дым в стылый вечерний воздух. Обнаженные плечи опалило прохладой, босые ступни моментально замерзли, но она не потрудилась даже просто протянуть руку и закрыть окно. Сковавшее равнодушие прорезала лишь досадливая мысль, что, ввязавшись в эти отношения, которые даже и отношениями-то нельзя назвать — так, физиологическая потребность, — вновь вспомнила о женской стороне натуры: то, чем не заморачивалась целых два года, после расставания с Глухаревым погрузившись в решение проблем, а затем в борьбу с “палачами”. “Может, на мальчиков по вызову перейти, когда уж совсем припрет?” — посмеялась про себя Зимина, совсем не чувствуя ни малейшего разочарования или чувства вины. А ведь казалось, что в какой-то мере привыкла и привязалась к Андрею, не единожды помогая и довольствуясь редкими необременительными встречами. Правда, эти встречи, кроме беззаботно-пустых разговоров и “физиологии” на слабую троечку не приносили ничего особенного, так ведь и она уже давно не юная школьница, чтобы ожидать любви до замирания сердца и секса до фейерверков перед глазами…

— Напиться, что ли? — хмыкнула вслух Ира, устраиваясь с бокалом на диванчике и вытягивая ноги. На мгновение мелькнула мысль, не позвать ли Лену, но тут же отпала: изливать душу, выкладывать все подробности… Да ну это все. Не то у нее настроение, слишком устала.

Настойчивый и раздраженный звонок в дверь поставил окончательный крест на перспективе спокойно провести остаток вечера.

***

Все пошло прахом. Он догадывался, предвидел, что это запутанное, нелогичное дело будет не из простых, что немало усилий нужно будет приложить, чтобы разобраться, что не один конфликт с вышестоящими придется пережить и отразить. Но он точно не ожидал, являясь с докладом к своему непосредственному начальнику, что вместо скупой похвалы и дальнейших распоряжений услышит раздраженно-недовольное “Отставить”.

— Не понял? — Шилов медленно выпрямился, непонимающе взглянув.

— Чего ты не понял? — поморщился начальник с таким видом, словно отмахивался от назойливой мухи. — Приказано дело передать другому следователю, а тебя отправить на борьбу с провинциальной коррупцией, так сказать. Чтобы простые люди, так сказать, видели, что не зря мы свой хлеб едим. И чтобы престиж отдела поднимать, так сказать.

— Но я же…

Он мог сказать много чего о том, сколько времени и сил вложил в это дело, о том, что у него имеется куча интересных соображений, догадок, версий, идей, как и на чем можно зацепить Зимину и ее команду; что это дело он вел с самого начала и по меньшей мере странно отдавать его кому-то другому… Но он не сказал. Потому что начальник, вроде как сочувственно-понимающе качнув головой, помедлив, признался:

— Приказ сверху. Спорить, как ты понимаешь, я не могу. Есть еще вопросы?

Вопросов у Шилова не было. Кроме одного, возмущенного и вместе с тем восхищенного: как это Зиминой удалось?

***

Паша отлично понимал, что, сколько бы ни пытался выяснить у Зиминой, что происходит, ответом в лучшем случае окажется ледяное молчание. Но ведь что-то было! Что-то, из-за чего он оказался в камере без каких-либо объяснений на целую ночь наедине с тремя отморозками; что-то, почти незаметно сломившее отрепетированную, непробиваемую выдержку железного полковника — что-то страшное и непоправимое; что-то, о чем он мог только догадываться, но чего не мог понять.

Он ведь в тот же день, желая во всем разобраться, снова явился в отдел, уже совершенно в ином качестве. Но визит не дал ровным счетом ничего: к начальнику его попросту не пустили, заявив, что того якобы нет на месте. Расспросы насчет бравых парней, притащивших его сюда в прошлый раз, тоже не принесли результата — то ли он так плохо их запомнил, то ли это были вообще какие-то левые люди, даже не работающие здесь и привлеченные для разовой акции.