Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

— А если бы вы продолжали выполнять задания этой гребаной “организации”, это был бы не перебор? Сколько бы они вам еще жертв нашли — десять, двадцать, пятьдесят?.. А то, что все могло вскрыться и вы до конца жизни оказались бы на нарах, — это не перебор? А то, что вас, начальника отдела, в вашем собственном кабинете какие-то психи чуть до смерти не забили — это не перебор? Я просто вас защищал. Так, как вы когда-то защитили всех нас.

— Ты… ты не понимаешь сейчас, что говоришь, — еще тише. — Каждый раз… каждый раз, когда… Это ломает, Паш. Очень страшно ломает. Сначала может и кажется, что справишься, забудешь… Но… такое не забывается. Даже если уверен, что по-другому было нельзя… Ты… ты не должен был этого делать.

— Я не должен был допустить, чтобы вы себя уничтожили. Не должен был допустить, чтобы вы оказались в психушке только из-за того, что вас выбрали стрелочником. Не должен был допустить, чтобы вы долгие годы не могли видеть сына; чтобы навсегда утратили возможность вернуться к работе, без которой жить не можете и не умеете. И если ради этого мне пришлось сделать то, что я сделал… Что ж, значит, так было надо. И прекратите себя обвинять, — придвинулся ближе, пытаясь поймать ее взгляд. Осторожно обхватил тонкие напряженные плечи. — Это я так все решил, не вы.

— Я не должна… не должна была тебе ничего говорить, — отчаянно пробормотала Ира, еще сильнее сжавшись. — Это все я… Мне… мне надо было тебя отпустить… еще тогда. А я не смогла. Ты теперь… тебя теперь только сильнее будет затягивать… Я не могу… не имею права этого допустить.

— Вы это о чем? — Напрягся как натянутая пружина.

— Ты молодой, красивый, здоровый парень… У тебя вон вся жизнь впереди. Ты что, так и будешь со мной нянчиться? Еще пара лет… ты семью захочешь, детей, жизни нормальной. А со мной… с этой работой… ничего у тебя нормально не будет. Уходи. Пока не поздно, уходи. Найдешь себе девчонку хорошую, ребенка ей заделаешь, может даже двух… На работу нормальную устроишься…

— Вы че несете вообще?! — вспыхнул Ткачев, не дослушав. Очень хотелось как следует встряхнуть ее за плечи, заставить прийти в себя, но было страшно даже просто задеть — понимал, какой болью отзовется любое неловкое движение в теле, сплошь покрытом синяками. — Вы себя со стороны слышите?! Какая другая работа, какая, нахрен, семья? Чтобы вечером бухать, а по ночам смотреть на какую-то левую девку и от тоски выть?

— Ткачев…

— Нет уж, вы меня выслушайте, сделайте милость! — Стиснул челюсти, помолчал, борясь с накатывающими волнами эмоций. — Да я вообще не понимаю, как до этого жил! Зачем жил! Чтобы в баре каждый вечер зависать и десятую девку за месяц склеить? Я себя потерял, давно потерял. Не когда Катя… Раньше гораздо, наверное, еще когда с “палачами”… А потом и вовсе… Я думал, что мне жить незачем, что у меня нет ничего… А когда вы… я понял, что у меня только одно было — вы. Всегда были. Я же ради вас… благодаря вам… И как бы там ни было… какой бы вы ни были… вы не предадите никогда, вы… Я знаю теперь, что и ради чего делаю, знаю, ради кого мне все это нужно. И не уйду теперь никуда, не надейтесь даже.

— Паш… — дрожащие пальцы мягко коснулись его лица, погладили щеку, прижались ко лбу. — Ты пойми… Я же ведь… Я ничего, ничего не могу тебе дать, понимаешь? Измученная старая тетка…

— В следующий раз за такое по губам получите, обещаю, — на полном серьезе предупредил Ткачев, мысленно усмехнувшись: видела бы она себя со стороны в том шелково-кружевном одеянии в их неудавшийся вечер, или когда в распахнутой форменной рубашке содрогалась на нем, выстанывая что-то в высшей степени неприличное…

— Я правда… я ничего не могу для тебя сделать, понимаешь ты это? Я бы очень хотела, правда… Ты… ты замечательный, надежный, заботливый… Но я… я ничем не могу тебе ответить, ничем. Я могу, если иногда будет свободный вечер, приготовить тебе ужин, я могу волноваться за тебя, когда ты будешь на работе, я могу быть с тобой и мне будет хорошо как никогда… Но это все, понимаешь? Я не смогу родить тебе ребенка, я не смогу каждый день варить тебе обеды и обустраивать быт, я буду выносить тебе мозг не только на работе, но и дома… Зачем тебе женщина-начальник, которая будет командовать круглые сутки?

Ткачев неожиданно улыбнулся, перехватывая прохладную руку и прижимаясь к ней щекой.

— Вот вы умная вроде женщина… полковник опять же. А сейчас такую ерунду говорите… Я разве требую от вас чего-то? Питания трехразового, африканских страстей каких-то, увольнения с работы, в конце концов? Я же знаю, что вы без своих погон просто загнетесь. И замашки ваши командирские все уже выучил. А дети… да вы сами как ребенок, Ирин Сергевна, вас же вообще оставить нельзя, чтобы вы не встряли куда-нибудь… Ну а если мне лет так через пять что-то или кто-то в голову ударит и я дико прям захочу возиться с малышней… Сын ваш, думаю, к тому времени успеет уже парочку завести. А чего? Зваться буду “дедом Пашей”.

— Дурень! — Тихонько ткнула кулачком в бок. — Я с ним о серьезных вещах, а он…