Лишний в его игре

Это не совсем правда. Рома и его кореша торгуют поддельным алкоголем. У них в этих гаражах подпольный цех по «производству». Но такое я не выболтаю.

— Вы с братом ладите?

— Не особо, — и снова я избегаю подробностей.

Ярослав задумывается и мечтательно, но с легкой грустью добавляет:

— Иногда так жалею, что у мамы больше нет детей. Было бы здорово иметь брата или сестренку. Тогда мама бы переключала часть внимания на него или на нее, а мне можно было бы хоть выдохнуть. И мы бы делили на двоих завтраки и мамины пендели…

А тут есть подтекст? Ярослав что, за нашими совместными завтраками пытается найти во мне замену… замену кому-то? Брату, которого нет, или… настоящему другу?

Я впервые задумываюсь о том, что Ярослав может быть одинок. И наши завтраки — попытка не столько помочь мне, сколько чуть-чуть скрасить его одиночество. А впрочем… нет, сомневаюсь. Ярослав всегда в центре внимания, он не знает, что такое одиночество. И друзей у него полно самых разных, среди них и настоящие найдутся.

Такие парни, как он, никогда не заводят таких друзей, как я. Мы географические антиподы. От этого даже грустно, ведь… я все чаще ловлю себя на мысли, что стал смотреть на Ярослава другими глазами. Когда? Не знаю. Думаю, это случилось не сегодня и не вчера. Давно? Непонятно. Но не в один миг — это все, что я знаю точно.

Его заступничество, наши завтраки — все это повлияло. Как и то, что я наконец добился от его мамы настоящей помощи. Теперь благодаря ей я щелкаю задачи как орешки. Чувствую необыкновенный подъем, легкость, радость — могу свернуть горы! Кажется, что-то во мне значительно изменилось, и это не могло не затронуть мое отношение к другим. Даже к Ярославу.

Определенно, я что-то разглядел в нем. Если подумать… он ведь пытается изменить прогнивший мир. Понимает, что это ничего не даст, рискует, но упрямо следует своим принципам. Да, это я про нашу школу — «матрицу», как он говорит. И это вызывает уважение.

Конечно, он избалованный тип, который отвратительно ведет себя с мамой, — с этим я по-прежнему не могу смириться. И еще он судит о людях по одежке и выбирает себе чертовски неправильные компании. Но все же… Он совсем не плохой, как я раньше о нем думал. И не такой поверхностный, каким хочет казаться.

* * *

Какое-то время мое общение с Катериной Николаевной ограничивается только занятиями. Затем все чаще после занятий она начинает звать меня на чай с вкусняшками, но только когда Ярослава нет дома. Она явно не хочет, чтобы он видел меня у них дома во внеучебное время. Боится или стыдится? Непонятно.

У Катерины Николаевны много травяных сборов, чай каждый раз разный, ароматный и очень вкусный. Она говорит: наступит лето, и мы пойдем на луг собирать васильки, душицу и мать-и-мачеху. Я не знаю, шутит она или нет, но сразу вижу эту картину: как мы ходим с корзинкой по лугу. Я почему-то представляю Катерину Николаевну в желтой шляпе с широкими полями и белом сарафане без рукавов.

Беседы за чаем далеки от учебы. Катерина Николаевна пытается выпытать у меня больше о семье. Она подозревает, что меня обижают, хоть я об этом не говорю. Но она часто спрашивает об обстановке у меня дома и при этом смотрит так внимательно и настороженно, словно пытается прочитать мои мысли. Я всячески убеждаю ее в том, что дома все в порядке. Да, семья у меня бедная, мама пьет, это она знает. Но главное — скрыть подробности. Катерина Николаевна ко мне немного привязалась, это видно. Не хочу ее расстраивать: от жалостливых историй ее мозги станут хуже соображать, и по задачам мы будем продвигаться медленно. А задачи у меня сейчас в приоритете.

— Почему у вас с Ярославом разные фамилии? — не так давно спросил я Катерину Николаевну, чтобы перевести тему с моей семьи на что-то другое.

— Когда я вышла замуж, то решила оставить папину фамилию, — объяснила она. — Она мне показалась более звучной, ведь я автор множества разных научных публикаций. Хотелось видеть на них красивую фамилию. А Ярославу, как принято, дали фамилию отца.

Вот так я и узнаю ее все лучше. Теперь я иногда витаю в облаках и воображаю то, чему не суждено сбыться. Ругаю себя, пытаюсь спустить с небес на землю — но не могу управлять этими глупыми грезами. Даже говорить стыдно, но однажды я представил, как заканчиваю школу и мы с Катериной Николаевной ходим по магазинам одежды, выбираем мне костюм на выпускной. В другой раз перед глазами возникла другая картина: она печет мне торт на день рождения. Он с ягодным кремом, а верхушка украшена ежевичками…

— Эй, утырок, ты пропустил пятно! — Голос Ромы вырывает меня в реальность.

Я снова оказываюсь на убогой, такой ненавистной мне кухне. Мо́ю столешницу. Рома стоит возле холодильника с пакетом молока.

— Где? — Тщетно ищу пятно.

— Вот! — Рома набирает в рот молоко, выплевывает на меня и ржет.

От неожиданности я отскакиваю назад, налетаю на столешницу, задеваю пустой стакан. Он опрокидывается, падает на пол и разбивается.

— Какого черта у вас там происходит? — визжит Нонна из соседней комнаты.