Наш поцелуй я помнила отчетливо. И уже неделю жаждала повторить, как не желала ничего прежде.
Линхин Хайн стал моим личным наваждением. Я даже в мыслях осмеливалась называть его Ли.
Верх разврата и порочности по местным меркам.
О, если бы они знали, какие именно картинки всплывают в моей голове каждый раз, как я вижу занимающегося с учениками лиса, меня бы, наверное, на месте растерзали за бесстыдство. Или в весенний дом* сдали.
Но, к счастью, мыслей в школе никто не читал. А объект вожделения, похоже, ничего против не имел.
Потому что вместо яростного сопротивления он впился в нежную кожу бедер пальцами еще сильнее.
И ответил на поцелуй.
Мои одеяния озерами шелка стекли на пол.
Лис этого, казалось, не заметил. Все его внимание проглотил мой рот. Ли пробовал мои губы на вкус, исследовал и соблазнял, осторожно и вдумчиво.
Будто не подозревал, что я только и жду, когда же меня наконец полноценно совратят!
Наш поцелуй становился все глубже и несдержаннее. Руки Ли тоже осмелели. Гладили, изучали. Словно он музыкант, настраивающий новый инструмент перед ответственным выступлением. А здесь как звучит? А тут?
Я звучала по-разному.
Стоны слышались все чаще, вздохи и ахи изредка разбавляли создаваемую нами мелодию.
Лис опомнился первым.
— Спасибо! — выдохнул он мне в губы. — Я признателен за твою самоотверженность. Но не смею пользоваться добротой и щедростью.
— При чем здесь доброта? — опешила я. — Я вообще не добрая и тем более не щедрая. Кого хочешь спроси.
— Тогда почему мне помогаешь?
— Потому что ты мне нравишься.
Тут Ли завис.
Я прямо видела, как в его голове вращались шарики, не состыковываясь с роликами.
— Но я же ущербный! — прозвучало почти жалобно.
Что-то рушилось в картине мира оборотня, нечто фундаментально важное. И как по мне — лишнее. Вроде оценивания себя по количеству хвостов.
— Ты прекрасный! — с жаром возразила я и в доказательство чмокнула его в кончик носа.
Наши отношения стремительно менялись. Становились глубже, значительнее.
Уже не страсть. Нежность.
Понимание.
По мне, именно это фундамент действительно крепких чувств.
Оставалось надеяться, что господин Хайн того же мнения. И не побрезгует служанкой.
— Умный, заботливый, внимательный, терпеливый, — перечислила, усевшись поудобнее и загибая пальцы для наглядности. — Ты просто кладезь добродетелей. Не понимаю, почему так себя не любишь? С какой стати считаешь, что недостоин чего бы то ни было? Всего ты достоин! И приз наша школа возьмет, даже не думай!
— Мне нравится твой оптимизм, — хохотнул лис.
Положил ладони на талию, бережно подхватил. Рывок, переворот — и он нависает несокрушимой скалой.
Вместо того чтобы пытаться вырваться, я повожу лопатками, устраиваясь поудобнее и выгодно демонстрируя грудь.
Пожалуй, это было лишнее. Лис и без того пожирал меня взглядом, с трудом сдерживаясь чтобы не вернуться к прерванному занятию.
— Ты готова быть со мной, несмотря ни на что? — господин Хайн наконец посмотрел мне прямо в глаза. И больше не отрывался. — Готова к презрению окружающих за то, что связалась с изгоем? Готова к шепоткам за спиной и издевкам?
— Готова заткнуть рот кому угодно. Так и быть, кроме императора! — тут же поправилась я, заметив панику на лице оборотня. Он знал меня уже достаточно хорошо, чтобы сразу представить последствия подобного обещания. — Пусть только попробуют про тебя что-то вякнуть.
— Большинство участников турнира будут сильнее меня. И точно сильнее тебя, — скептически поджал губы лис.
— Мелкие пакости и гадкие слухи никто не отменял, — широко улыбнулась я. — Они и не поймут, откуда прилетела комета, которая их пришибет!
Поговорку придумала не я. Как ни странно, местные давно знали, что небесные тела имеют свойство падать на землю, и даже связали яркие полосы летящих метеоритов с кратерами после их приземления.
Правда, для осознания необъятности космоса империи потребуются столетия. Пока что явление объяснялось тем, что гиганты там, наверху, играют в некие недоступные смертным игры.
Ну и, естественно, ничем хорошим появление кометы не заканчивалось. Дурная примета, одним словом.
Вот пусть наши враги и боятся.
В тот вечер мы так и не вышли на новый уровень совместной медитации.
Зато много говорили.
Перебрались разве что из сада в спальню, но не ради любовных игрищ. Дальше поцелуев не заходили, хотя и мне, и ему отчаянно хотелось большего.
Оба чувствовали, что еще не время.
Не из-за развития или техник — чисто эмоционально еще не готовы к полноценной близости. Не выйдет ни хвоста, ни чего-то путного.
Просто лежали, растянувшись поперек постели, держались за руки, болтали ни о чем и обо всем сразу. Ли рассказывал о своем детстве, без прикрас и умолчаний. От некоторых эпизодов мне хотелось выть, обнять того славного, недолюбленного мальчугана и защитить его от жестокого мира. Но этот невероятный оборотень умудрялся передавать самые жуткие эпизоды с юмором, так что я невольно улыбалась сквозь слезы.