Вы удивляетесь, что у жены моей преждеБыло много amis de maison, – а яУлыбаюсь, слушая это, и нежноЕй шепчу: «Дорогая моя!»Вы не знаете: я собираю старыеСо штемпелями марки в альбом…Люди нелюдные! Зверки сухопарые!Дьявольские bi-ba-bo.Я подношу марку к свету внимательно –И под песнь «tralala» – смотрю штемпеля:Вот печать Испании обаятельной,Вот Париж, вот Новая Земля.С особенной вглубленностью смотрю на Канаду!Я помню его – он был брюнет,Он был – а впрочем, не надо, – ничего не надо,Он был меланхолик-поэт.
1913
«В конце концерта было шумно после Шумана…»
Понял! Мы в раю.
В. БрюсовВ конце концерта было шумно после Шумана,Автоматически барабанили аплодисменты,И декадентская люстра электричила неразумно,Зажигая толповые ленты.Я ушел за Вами из концерта, и челядьМелких звезд суетилась, перевязывая головуВечеру голому,Раненному на неравной дуэли.Одетые в шум, мы прошли виадукИ вдруг очутились в Парадизной Папуасии,Где кричал, как в аду, какадуИ донкихотились наши страсти.В ощущении острого ни одной оступи!Кто-то по небу пропыхтел на автомобиле.Мы были на острове, на краснокожем острове,Где шмыгали дали и проходили мили!Где мы, Раздетая? Проклятая, где мы сегодня?..По небу плыли Офелии губы три тысячи лет…Дерзкая девственница! Кошмарная! Понял:Мы на земле!
1913
Похороненный гаер
Вчера меня принесли из моргаНа кладбище городское; я не хотел, чтоб меня сожгли!Я в земле не пролежу долгоИ не буду с ней, как с любовницей, слит.Раскрытая могила ухмыляется запачканной мордой…Нелепа, как взломанная касса, она…Пусть разносчик с физиономией герольдаВо время похорон кричит «Огурцы, шпинат!»Я вылезу в полдень перед монашеской братьейИ усядусь на камне в позе Красоты;Я буду подозрительным. Я буду, как Сатир.Ах, я никогда не хотел быть святым!Буду говорить гениальные спичи,Распевая окончание острого стиха,Я буду судить народы по методу ЛинчаИ бить костями по их грехам…А может быть, лучше было б во время панихидыВсех перепугать, заплескавшись, как на Лидо!