Литания Демона

Когда языки скользили по нему, они томились ранами, распускающимися подобно бутонам,

Привлекательным и греховным в своей обманчивой невинности, распятой среди балдахинов, —

Кровь обрамляла полупрозрачные шлейфы, переливаясь рубиновыми каплями на буграх,

Что изливали искусительные нектары меж лабий хищных цветов, осклабившихся в предвкушении.

* * *

Соскользнув струями меда с обнаженного бедра, змеи шевелились в соблазнительных ловушках,

Хитрым обвиванием окутывая пороки и искушения, и пасти их лоснились траурной сладостью,

Что окружала кнутами алтари цветущих гроздьев, клубясь над порфировой колыбелью оргий:

Тела ловили блеск черной чешуей, и гранитная кожа, околдованная пиршествами, вкушала рай,

Принимая его вакхические яства и козней зловещие обличия и маня к природе зла запреты,

Когда они, привлеченные приторными сотами в железные капканы, канули в блаженные экстазы,

Навек отдавшись очарованию червоточин в блудно-алой кожуре, чей нектар был ядовит, как капля,

Скатывающаяся с жала и разъедающая своим медово-горьким вкусом Эдем пунцовых лабий.

* * *

Среди запутанных рощ вились грехи, сплетаясь со змеиным бесчинством искушений, —

Ласки языков проникали в бутоны, лелея каждый напитавшийся влагой лепесток:

Они пестрели ярким убранством соблазна и внушали ужас благоговеньям рая, охватывая

Цветущий ядовитой порослью чертог, – приторная сладость возникала в нишах,

Извитых полукружьями змеиных тел в орнамент распускающихся хвостов,

Что пытками плетей ласкали кожу черных зевов: и пасти, обнажая в поцелуе яд клыков,

Пред их безумной властью трепетали, повиновенье пряча в извращениях, что скалились из тьмы.

* * *

Тени выскальзывали из террора заманчивых бутонов, которые лоснились

Блеском черных хвостов и плетей, – от них веяло траурной вуалью,

И месса ее дуновений накрывала обман прельщенных садизмом червоточин,

Благоволя дьявольским шантажам соблазнять топи окунувшихся в их плен фруктов:

Покоренные сладостью фантасмагорий и фантазий, они купались в медовой неге

И распускались кожурой, подобно тому как змеи сбрасывают кожу, обласкивая могилы.

* * *

Похоть расцветала, привлеченная тенью перепончатых крыльев, нависших над лозами

Из экзотических цветов и антрацитовых кнутов, что лоснились червоточинами

И эфемерными стигматами, переливавшимися на нектароносных лепестках:

Они блестели, как плоды, сиявшие привлекательной кожурой, и их мякоть

Истекала от нечестивого возбуждения, набухая прозрачными каплями,

Когда блудное пиршество голодных нетопырей облизывало своими жадными языками

Розовую сферу цветков, облаченных в ошейники из шипов и черные покрывала вуалей.

* * *

Плети склонялись перед еретическим благоуханием, струящим молочные капли плоти:

Она, возбужденно дрожа, скользила к фаллическим притяжениям и соблазняла

Своею медовой одержимостью мимолетные миражи, которые увязали в лепестках роз

И первородном грехе, – их краснотой налившиеся обрамления затачивали клинки,

Проникая в мистические бассейны удовольствия, когда они, переливаясь томным вожделением,

Окутывали предчувствия экстаза гипнотизмом змеи, извившейся в дразнящем сплетении

С башнями и алтарями, над которыми нависали оголившие лезвия мечи, подобные скорпионам,

Чьи жала замирали над добычей, обещая ей темный рок, который путался среди терний.

* * *

По глади цветущих ложбин и бедер текли ядовитые соблазны, когда лоснящиеся чернотой хвосты

Окутывали влажные лабии и щели, дрожащие в чувственных ласках языков, чьи мессы

Разбухали янтарной медовостью, которая украшала плоды эйфорией блудных извиваний жал:

Их обольстительные ловушки расцветали на лозах, вонзая антрацитовое острие в капканы,

Дабы взлелеянные раем грехи принимали искусительный облик змея, точащего пороком плоды

И затаившегося среди красных арок, чьи цветущие анфилады были усыпаны клинками мечей.

* * *

Колющие ласки скорпиона, проникнувшие в плоть цветка,

Облачали в дрожащий экстаз бутоны, ныряя в их сокровенный искус:

Они прятали в букетах похоть, благоденствуя среди первобытных шабашей,

Что пронизывали эфемеры удовольствий, как черные кинжалы, воздетые над алтарями.

В грехе купаясь, стада людей порочных склонялись над водопадами запретных наслаждений,

Которые изливали масла, как кущи тернистых роз, благословленных на истязания, – среди змей

В эфире надменном рея, опускались лепестки в кощунство ядовитых метаморфоз и форм:

Они касались нежных извращений темным ореолом кружева, покрывшего вуалью лозовые гроты,

И дремали в разврате их ядовитых нектароносных цветков, обласканных нимфами

И похотливыми сатирами, чьи тени, расцветая в полумраке, обнажали ложа блуда и любви,

И те, восхваленные ритуалами вакхических пиров, лелеяли совокупления истовых грешников,

Возникая как роскошные исчадия, распустившиеся в экзотическом аду.

* * *

Деревья запрета, лелея змеиные святилища, переплетались развратными извивами тел,

Что тянулись к соблазну с очарованием токсичных цветков: они устремлялись в вуалевый поток,

Источавший благоуханные зелья и наркотические напитки одержимых ядами зверей,

Которые проглатывали совершенство медовыми устами и, привлеченные червоточинами,