Постмодернизм отказался и от ценностной соотнесенности понятий жизни и смерти. Для постмодерниста естественно рассуждать о «смерти автора» литературного произведения или «смерти субъекта» (которая заключается в ликвидации оппозиции между субъектом и объектом, характерной для всей предыдущей культуры). Все противопоставления и противоположности (мужское – женское, внутреннее – внешнее, массовое – элитарное и др.) тоже упразднялись. Все явления мира бесконечно осмыслялись в кругу себе подобных, иерархия ценностей заменялась плюральностью, ведущей к стиранию черт своеобразия в различных явлениях, видимых во многом благодаря работе принципа «борьбы противоположностей».
Среди противоречий, снимаемых постмодерном, является «элитарное» – «массовое». Произведения искусства не делятся на «высокие» и «низкие». Любой язык хорош для выражения художником своей концепции. С другой стороны, язык общения между постмодернистами настолько специфичен, что никак не может считаться «общепонятным» и создает препоны для настоящей «массовости» или, что преимущественно для других систем культуры, – всеобщности. Обилие наукообразной лексики в любых текстах создает препятствия для понимания «непосвященными». См. слова и словосочетания: дистанцирование, конституирование, витальность, аппликация, экспликация, онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризм, «гештальтирующие оси мыслительного пространства», дихотомия, объективация, шизоанализ, симулякр, унификация, парадигмальный статус и др.
Постмодернизм ничего не принимал на веру, ни о чем не судил обобщенно. Ирония и пародийность для него явно предпочтительнее «сотворения кумиров». Личные амбиции человека уважались, но уже не считалось возможным их распространение на группу людей; отрефлексированы все механизмы власти, подавления личности, насилия. Впервые в истории человек получил некоторые модели для удержания собственных границ, личной независимости при коллективном способе существования.
Главным объектом изучения, рефлексии, обсуждения, полем коммуникации является
Произвольность выбора объекта и способа его интерпретации напоминает детскую игру. Однако перед нами – ребенок, который ничему не удивляется, его изумление перед богатством мира исчерпано уже в самом начале, отменено, «снято». Все, что он видит перед собой, это его «игрушки», с которыми он может делать все что угодно, разбирая и собирая в любых комбинациях. Само по себе такое разбирание может служить моделью научного познания. Но поскольку важность «познания» в постмодернизме «снята», а главным объявлена «игра», то в деятельность вносится момент «невинности», лишенной при этом своей божественной оправданности. Это – невинность без признания своей (возможной или существующей) вины. Ничто не хорошо и не плохо, все дозволено, и любой культурный жест есть «акция», то есть нечто нейтральное, никак не окрашенное этически.
Среди отечественных представителей постмодернизма, к которым относятся, в частности, концептуалисты, заслуживает внимания «Школа для дураков» Саши Соколова: предлагается возможность постоянного размывания личности, ее перманентная неадекватность самой себе. Постмодернистский взгляд на мир формирует «Москву-Петушки» Венедикта Ерофеева, произведения Дмитрия Пригова, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина и др.
Метамодернизм
– явление искусства, манифестированное в 2010 г. голландскими культурологами Тимотеусом Вермюленом и Робином ван дер Аккером и претендующее на статус направления в культуре, сменяющего постмодернизм.