Литература эпохи Возрождения

Впрочем, далеко не сразу читатели ощутили это богатство. Современники, смотревшие на роман с очень близкого расстояния, еще многого в нем не видели, да, пожалуй, и не могли увидеть. Они обращали внимание на то, что было злободневным, лежало на поверхности и поэтому сразу бросалось в глаза. А бросалось в глаза стремление Сервантеса осмеять рыцарские романы, которые все еще пользовались в Испании значительной популярностью. Сервантес неоднократно прямо указывает на это свое намерение. В прологе говорится о том, что «Дон Кихот» есть «сплошное обличение рыцарских романов» и что «единственная цель» книги — «свергнуть власть рыцарских романов и свести на нет их широкое распространение, какое получили они в высшем обществе и у простонародья» (ч. I, Пролог). И в самом конце «Дон Кихота» Сервантес вновь заявляет, что стремился «внушить людям отвращение к вымышленным и нелепым историям, описываемым в рыцарских романах» (ч. I, гл. 74).

В связи с этим «Дон Кихот» с первых страниц развертывается как пародия на рыцарский роман. Читатель все время сталкивается с традиционными чертами и ситуациями рыцарского романа, только «вынутыми» из волшебной романтической среды и перенесенными в повседневную, достаточно прозаическую обстановку Испании начала XVII в.

Главным украшением рыцарского романа всегда был знатный молодой рыцарь, красивый, сильный, влюбленный, сокрушающий полчища врагов, побеждающий чародеев и великанов. В романе Сервантеса его место занимает захудалый ламанчский идальго Алонсо Кехана, все имущество которого заключалось в «фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке» (I, 1). Начитавшись рыцарских романов, решил он стать странствующим рыцарем. «Воображение его, — говорит Сервантес, — было поглощено всем тем, о чем он читал в книгах: чародейством, распрями, битвами, вызовами на поединок, ранениями, объяснениями в любви, любовными похождениями, сердечными муками и разной невероятной чепухой; и до того прочно засела у него в голове мысль, будто все это нагромождение вздорных небылиц — чистая правда, что для него в целом мире не было уже ничего более достоверного... И вот, когда он уже окончательно свихнулся, в голову ему пришла такая странная мысль, какая еще не приходила ни к одному безумцу на свете, а именно: он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это было ему известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет (I, 1).

За этим вступлением следует рассказ о том, как Алонсо Кехана назвал себя громким именем Дон Кихота Ламанчского, облекся в рыцарские доспехи, избрал себе даму сердца и, оседлав боевого коня, отправился на поиски приключений. Только доспехи его были ветхими и ржавыми, богатырский конь представлял собой жалкую клячу, а владычицей его сердца, за неимением принцессы, стала деревенская девушка из ближайшего селения Тобосо, которую Дон Кихот торжественно именовал Дульсинеей Тобосской. Вскоре появился у Дон Кихота оруженосец, который столь же мало походил на оруженосца из рыцарских романов, как сам Дон Кихот на Амадиса Галльского или Пальмерина Английского. Мирный землепашец Санчо Панса не отличался отвагой, а молчаливость, столь украшавшая совершенных оруженосцев, вовсе не являлась его добродетелью.

Нелепы и часто смехотворны «подвиги» Дон Кихота, который хотел видеть и видел мир таким, каким его изображали рыцарских романы. Постоялый двор представлялся ему замком с четырьмя башнями и блестящими серебряными шпилями, заурядные потаскухи — знатными обитательницами замка, толедские купцы — странствующими рыцарями, ветряные мельницы — многорукими великанами и т.п.

При этом Сервантес имел в виду не только общую схему рыцарского романа (очаровательные принцессы, великаны и карлики, странствующие рыцари и пр.), но и отдельные эпизоды популярных книг. Так, находясь в горах Сьерры-Морены, Дон Кихот решил подражать самому Амадису Галльскому, который, по его словам, был «путеводную звездою, ярким светилом, солнцем отважных и влюбленных рыцарей». Однажды, отвергнутый принцессой Орианой, Амадис наложил на себя покаяние и, приняв имя Мрачного Красавца, удалился в горы. Дон Кихота никто не отвергал, однако, оказавшись среди скал, он вознамерился повторить поступки Амадиса и, обращаясь к Санчо Пансе, сказал: «Сейчас я разорву на себе одежды, разбросаю доспехи, стану биться головой о скалы...» На что добродушный Санчо, не читавший рыцарских романов, заметил ему: «Ради самого Христа, смотрите, ваша милость, поберегите вы свою голову, а то еще нападете на такую скалу и на такой выступ, что с первого же раза вся эта возня с покаянием кончится».