Литература как социальный институт: Сборник работ

Таким образом, наличие в языке науки семантических значений с той или иной нормой экзистенциального компонента может служить индексом определенной структуры взаимодействия, указывать на характер используемого в этих актах культурного ресурса, объем и ценности групп, которые консолидируются соответствующими значениями и формами. Чем более натурализован язык научных построений, тем с большей уверенностью можно говорить о действии идеологических структур, подчиняющих себе процедуры производства знания. Иными словами, использование соответствующих форм выражения в языке литературоведения можно рассматривать как показатель степени внутридисциплинарной дифференциации, а вместе с тем – дифференциации социокультурной системы в целом, т. е. характеризовать существование науки как функционирование автономного института или же констатировать неразрывность литературоведения и идеологии культуры. Понятно, что внутридисциплинарные критерии оценки научной работы в идеале должны быть ценностями познания ради познания, когнитивной рациональности. Следовательно, динамику научного знания можно описывать как методическую инструментализацию семантики существования объясняемых объектов, что предполагает указание на специфичность их антропологической производности, обусловленной именно познавательными, а не какими-либо иными, групповыми или институциональными, интересами.

Трудности теоретического развития литературоведения выражаются, помимо прочего, в аморфности и нерационализированности ценностных структур, образующих его аксиоматику. Сопротивление, оказываемое усилиям подобной рационализации, свидетельствует о том, что ядро этих аксиом защищено слоем литературно-идеологических представлений. В частности, это касается и таких кардинальных для любой научной дисциплины представлений, как специфически антропологические основания, чаще всего имплицитные, не проявленные в технике принятых интерпретаций. Степень развития любой дисциплины впрямую связана с возможностями выделения своего собственного представления о человеке. С ним коррелируют не только внутридисциплинарные критерии задач, исследовательской мотивации, онтологические рамки, стандарты достоверности, но и привлекаемые для объяснения культурные ресурсы. Так, в философии, начиная с Нового времени, конституировались: в гносеологии – идея познающего субъекта, в этике – идея моральной персоны, в экономике – идея человека целевого действия (разумного эгоиста); в социологии методологически используются концепты социальной роли или социального действия, в культурологии – субъект, обладающий полнотой знания всего объема традиции, «носитель культуры», и т. п.

Литературоведение не специфицировало своего антропологического в этом смысле представления. Как правило, оно сохраняет претензии на неисчерпаемую полноту и многомерность всех проявлений человеческой жизни, описываемой литературой[272], т. е. не отделяет когнитивного субъекта от литературного, а их обоих – от исторического и других индивидов. (Заметим между тем, что эти претензии неправомочны, что специальный анализ мог бы показать, что даже литература тематизирует только сравнительно узкие сферы человеческой жизни, связанные с репрезентацией смысловых источников культуры.) Основной фонд литературоведческих представлений о человеке может быть определен как простая функция идеологических представлений тех, кто претендует на представительство «культуры» или «общества» как целого. Базирующаяся на этой норме «родового» человека интерпретация ведет к чисто психологической по характеру мотивировке литературно значимых явлений как в объяснении актов творчества (т. е. влияния, генезиса), так и в трактовке восприятия произведений (т. е. читателя). От конструкций социального целого («народа», «нации», «государства», «буржуазии образования», «пролетариата». «человечества» и т. п.), проецируемого на сущность индивида, зависит семантика толкований и отдельного произведения, и некоторой их системы (как, впрочем, и всех других литературных явлений).

Но рядом с подобными дедукциями в современном аналитическом литературоведении начали возникать и другие антропологические представления, хотя они еще и не получили соответствующей четкости и выраженности. Таковы представления о коммуникативном действии в семиотике с присущим ему однозначным характером целевой или экспрессивной мотивации, о неконкурентном социальном взаимодействии (диалоге) как форме организации текста и соответствующей структуре интерпретации; характерная для герменевтики идея субъекта как эстетического духа, конгениального акту творчества, т. е. субъекта процессов образования, понимания и мотивации. Сюда же можно отнести концепты внутритекстового адресата – «имплицитного читателя» в рецептивной эстетике, «кондиционального автора» в эстетике воздействия и т. д. Именно введением подобных представлений отмечено развитие литературоведения в последние 15–20 лет.