Литература как жизнь. Том II

Требуя от Галины Белой откровенных признаний, Александр Григорьевич показывал себя мастером околичностей. К нему как Заместителю Главного редактора «Нового мира» отправился я с воспоминаниями Ричарда Олдингтона о Д. Г. Лоуренсе. «Нет, голубка сизокрылая, мы этого печатать не будем», – высоким бабьим голосом пропел А. Г. Говоря о «голубке» бывалый литературный оператор, видимо, имел в виду поистине голубиную наивность предлагать материал, не достойный такого журнала, как «Новый мир». «Зря во вступительной заметке вы упомянули, что Лоуренс был любимым писателем Гитлера!» – сказала мне Тамара Лазаревна Мотылева, член Редколлегии. А что было делать – умалчивать? Но кто же у нас станет печатать апологетику писателя, имевшего несчастье стать любимцем нацистов как говоривший, что писать надо кровью? Однако в чести у нацистов были Гёте и Шиллер, их юбилеи мы справляли даже во время войны. Воспоминания Олдингтона были направлены на рецензию авторитету из авторитетов, Анне Аркадьевне Елистратовой, а уж ей, конечно, было известно решительно всё и об Олдингтоне, и о Лоуренсе, и даже Елистратова, не способная совершить какой-либо ошибки, материал одобрила и рекомендовала к публикации. Но в разговоре со мной Александр Григорьевич умолчал о реальной причине отказа. Он завернул материал, не стоивший помещения в «Новом мире»[172].

«В моем сердце дожди и дожди за окном…»

Верлен.

Рассуждая о неудовольствии наших властей по отношению к писателям, забывают застрельшиков Невского побоища. Ведь ни одна идеологическая операция у нас не начиналась без артиллерийской подготовки. Сверху запрашивалась информация – подавалась снизу. Мой сокорытник со школьных лет, экономист и романист Коля Шмелёв, рассказывал, как его справка по экономике пылилась «наверху», пока его предложения не сочли своевременными, и закрытая справка стала статьей, ошеломившей многих призывом не опасаться возможного последствия реформ – безработицы.