Литература как жизнь. Том II

Нынешние апологеты великого Сталина зря тратят силы, стараясь «настоящего Сталина» представить хорошим человеком. Сталин – всё им содеянное. Творец-художник, посягающий на истину, или историк, претендующий на полноту характеристики, не должен нарушать изобразительных законов светотени. Сталин – беспощадный диктатор, при нем существовали тюрьмы, лагеря, пытки, им же была одержана Победа в Великой Отечественной войне и создана сверхдержава. «Он их всех переиграл», – о сталинской предвоенной политике говорил мой заместитель, Лазарь Лазарев, имея в виду лидеров великих держав. Лазарь, ветеран войны, начитанный в литературе о войне, автор книги о военной литературе, оценил политическую стратегию вождя как современник, знающий о чем он говорит, причем его невозможно причислить к сочувствующим Сталину. На Западе превосходство Сталина вызывает либо злобный скрежет зубовный, либо замалчивается, есть, пусть немногочисленные, но все-таки есть и западные историки, склоняющиеся к тому, что я слышал от Лазаря. Не смею приписывать Лазарю Ильичу больше того, что от него слышал, но что слышал, то дает мне право предположить: нынешняя версия победы – «Войну выиграли солдаты» – у солдата-ветерана вызвала бы пожатие плечами. Отрицание роли Сталина – это повторяемое на разные лады «Ужо тебе!» пушкинского несчастного Евгения. Отказывать Сталину в создании из России сверхдержавы, это всё равно что отказывать Петру в превращении России в Российскую Империю. Когда Пушкину по документам открылась картина того, как «наша двинулась земля», он остановился и сделал паузу, собираясь обдумать возможность охвата всего движения в целом, но у Пушкина не возникало сомнения в том, что движение совершалось петровскими указами и действиями, в том числе кнутом. Иначе, без указов и кнута, не было бы ни кораблей, ни клея. Реформатор начинал на «берегу пустынных волн», преодолевая инертность видевших в нем антихриста.

Дурной человек во главе доброго дела – таков Людовик в изображении Вальтера Скотта. Таким представлял себе Людовика и Пушкин: «тиран, но тиран по системе и убеждению, с целию, к которой двигался он с силою души необыкновенной». Целью короля-интригана, лгуна и предателя было объединение его королевства. Не только друзей и сторонников, он отца родного не пощадил, и всё ради того, чтобы из разрозненных областей собрать страну, Францию. А к чему стремится наш «король», затеявший перестройку? Каков его «замысел заветный», говоря языком из «Короля Лира»? Людовик, как его понимал Вальтер Скотт, был в сущности последний подлец, но цель у него оказалась благородной. Именно оказалась. Человек был плохой, хорошую цель перед ним поставил ход событий. Другого исполнителя исторической задачи не нашлось. Историей выдвинутый и поставленный в историческую ситуацию тиран был неволен преследовать иную задачу, если хотел сделаться властелином страны. Дело шло к тому, складывались централизованные государства, править король мог при условии, если страна станет единой державой, и кроме подлеца из подлецов у истории не нашлось под рукой другого проводника созидательной идеи. Какими бы пороками ни страдал монарх-собиратель, пороки способствовали достижению созидательной цели в борьбе с благородными, но своенравными баронами, сломить которых можно было только вероломством. Благородные бароны разрывали страну, подлый король объединял. Пусть подлый, зато способный, хотя бы как интриган. Со студенческой скамьи нас этому учили: роль личности в истории. Конечно, смотря какой личности и в какой истории. В 1917 году переворот у нас был совершен собранными в кулак, одержимыми идеей, возглавляемыми гениальным стратегом-конспиратором, охранение же находилось в дряблых руках, единственное исключение оказалось устранено, причем сами же охранители и устранили.

Так было и в послереволюционной борьбе. Сталинскую победу над оппозицией историк Анатолий Иванов объясняет совпадением личных интересов Сталина с интересами страны[214]. Совпадение способствовало, но не само же по себе победу принесло. Для осуществления предопределенной политики нужны проводники, обладающие силою души необыкновенной. «Сталин был серьезнее всех», – говорил нам старший сотрудник, секретарь Каменева. Яков-Ефимыч даже показывал по-актерски мины на лице Зиновьева, обличавшие его несерьезность. В августе 1991 года интересы «путчистов», быть может, и отвечали интересам большинства, но заговорщики, желая сохранить страну, сильны оказались той слабостью, которая заговору только мешала, как свидетельствует своими глазами видевший происходившее[215]. А Горбачев разве не прекратил холодную войну? Не прекратил – проиграл. «Окончание холодной войны, – сказал он (журналу «Тайм»), – было преподнесено Соединенным Штатам как подарок». В обмен на домик на морском берегу?

Спектакль