Литературная Газета 6270 ( № 15 2010)

– На сегодняшний день за моими плечами девять знаковых работ, которыми я без ложной скромности доволен. Моя творческая состоятельность подтверждена золотой медалью Российской академии художеств. Признание коллег в нашем цехе художников дорогого стоит. Но лёгким свой творческий путь назвать не могу. Когда окончил Строгановку, изо всех сил пытался доказать себе и окружающим, что существую в профессии не напрасно. Моя первая работа – памятник воинам-интернационалистам – была своеобразным вызовом тем, кто в отношении к воинам-афганцам придерживался позиции: «Мы вас туда не посылали». К сожалению, она не состоялась из-за произошедших в стране перемен. После – начало 90-х, творческий застой, депрессия. Мне было тридцать три года – возраст Христа, переломный момент… Только в 2000 году началось бурное творческое возрождение.

– Что удалось понять за эти годы? Пришли ли умудрённость, знание жизни?

– Если честно, то пока я всё ещё в процессе понимания – жизни, себя, людей. Я – человек настроения. Несмотря на возраст, продолжаю пребывать в состоянии влюблённости. Моя жизнь наполнена до краёв, и я наслаждаюсь её полнотой. Знаю точно, что я – оптимист. Мне всегда было стыдно жаловаться на судьбу, даже когда были на это причины. Понял ли смысл жизни? Сформулирую его так: надо гореть и дарить миру свет и тепло.

– Как бы вы определили свой девиз?

– Когда-то я услышал замечательное изречение: «Скромность – дорога в неизвестность». Человек должен быть ярок, успешен и внешне безупречен. Надо уметь полюбить себя, чтобы так же полюбить и ближнего своего, как говорится в Писании. Художник должен олицетворять собой культуру, эстетику, ходить как минимум в отглаженных брюках и в ореоле приятного аромата.

– Вы счастливый человек?

– Считаю себя счастливым. Точнее, скажу так: моё бытие максимально приближено к гармонии!

Беседу вела Ирина ТИШИНА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 1,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Достоевщинка

Портфель "ЛГ"

Достоевщинка

СОВРЕМЕННАЯ ПРОЗА СО ЛЬВОМ ПИРОГОВЫМ

Когда ссоришься с человеком, представь, что он смертельно болен, через месяц умрёт, просто не знает ещё. А ты уже знаешь. Станет легче, многое отступит на второй план.

Когда хочешь высказаться на «актуальную тему» – представь, что то же самое случится завтра со всеми, кто тебя слышит. Нужно оно им? А тебе? Мы ведь все из одной палаты, всем недолго осталось.

Один человек сказал: «Эта ерунда отлично работает, если держать её в голове, да только кто ж держит?»

Верно, и не держим, и включать забываем обычно.

А другой человек сказал: «Где гарантии, что через месяц? Кабы так, простил бы».

И с этим трудно не согласиться. Месяц ещё куда ни шло, но год, два, пять лет – это непростительно много, чтобы терпеть.

«Что если бы не умирать! Что если бы воротить жизнь, – какая бесконечность! всё это было бы моё! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счётом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!»

– Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую-то минуту «счётом»?

– О нет, он мне сам говорил, – я его уже про это спрашивал, – вовсе не так жил и много, много минут потерял».

Много, много минут.

Когда затевалась эта рубрика, я думал: в газете надо публиковать что-нибудь «маленькое и вкусное», для услады читателя. А в результате – что ни рассказ, то сплошное «снова об Достоевского». (Первый раз, если помните, это случилось с рассказом Елены Заритовской «Шесть соток». – «ЛГ», № 12).

Думаю, не авторы виноваты – Достоевский виноват. Зачем он всё заранее описал?

А может быть, дело вот в чём.

В тесноте газетной страницы. Роман сюда не поместится, а у короткой истории обязательно должен быть конец. Ну типа: герой умер, героиня вышла замуж, тему исчерпали, больше говорить не о чем. У длинных историй (эпопея, роман) такая железобетонная концовка не обязательна, даже наоборот: если она и случается, то обычно в виде эпилога, то есть как бы притягивается к тексту извне. Длинные истории – они «про жизнь», а жизнь – система разомкнутая. В короткой же истории конец должен быть. Хотя бы подразумеваемый, как у Чехова: герой не умер, но чувствуется, что долго не протянет, героиня не вышла, но ясно: к тому идёт.

Подразумеваемый конец лучше: и «воздуху больше» в тексте, и читателю приятнее «самому додуматься».

А самый писк, конечно, это когда «невозможно отделить форму от содержания», – тогда мы обычно и говорим: «Ого, да это литература». В частности, так бывает, когда в роли композиционного компонента («конец») выступает содержательный – «мораль». История не завершена, но читатель всё равно «сыт», ему не хочется непременно знать, что было дальше, – он «всё понял».

Это очень интересный и важный эффект. Мораль не просто заменяет концовку, она «снимает проблему конца», отменяет саму его необходимость – мораль отменяет смерть.