Литературная Газета, 6551 (№ 17/2016)

Напрасно целится стрелок, джейранов вдруг двоих увидя.

Узрел я кольца чёрных кос, и сердце вдруг оборвалось,

Так ужасается дитя, змею в кустах густых увидя.

Не слёзы – кровь из глаз я лил, и мой соперник отступил,

В смятенье прячется индус, кровь на руках чужих увидя.

К устам я припадал твоим, ты ускользала будто дым,

Неверный в Бога верить стал, твой облик средь святых

увидя.

Я, Кишвери, пока дышу, тебе единственной служу,

Верны правителям войска, неустрашимость их увидя.

ОНА КРАСИВА

Румяны щёки у неё, и говорит она красиво,

И тонкостанна, и пряма, и благородна, и учтива.

Источник Хызра нежный рот, на щёчке родинка цветёт,

И кудри, словно гиацинт, и взор – то нежный,

то стыдливый.

О боже мой, как хороша, как роза майская свежа,

Глаза – нарциссы у неё, и сложена она на диво.

На что, ответствуй, о творец, богатство, царственный

венец?

Моё сокровище – любовь, её высокие порывы.

Прекрасно солнце, говорят, но в зной лучи его палят, –

Оно при виде красоты за тучу спряталось ревниво.

Напрасно мне твердит народ: «Жди от любви

одних невзгод –

Твоя возлюбленная, знай, и лицемерна, и гневлива».

Но пред глазами Кишвери ланиты – розовость зари,

Он воспевает красоту, и благодарный, и счастливый.

МОЯ КРАСАВИЦА

О боже, стан, как кипарис, гляжу в смятенье,

что же это?

Цветок граната на заре иль ветвь сирени, что же это?

О боже, видеть довелось мне завитки её волос, –

Лужаек Чина гиацинт, мир в восхищенье, что же это?

О боже, белое чело, зерцало Джама, где светло.

Луна иль солнце луч зажгло, – я в удивленье, что же это?

О боже, может, скорпион опасно в локоны вплетён,

Иль это цепи, чтоб сковать без промедленья, что же это?

О боже, этот звон серёг, зачем меня не остерёг?

Звезда, смутившая Восток в одно мгновенье,

что же это?

О боже, брови полукруг иль тонко выгнувшийся лук,

Иль полумесяц вспыхнул вдруг в ночи весенней,

что же это?

О боже, что я увидал? Ресницы это иль кинжал,

Рой чёрных стрел, сто тысяч жал – мне нет спасенья,

что же это?

О боже, мушка возле рта или перчинка точка та,

Огонь щеки и чернота в соединенье, что же это?

О боже, столь уста малы – глазок чуть видимый пчелы,

Блаженный в них таится мёд для утоленья, что же это?

О боже, праведный отец! Уста – коралловый ларец,

Жемчужины таятся в нём, моё мученье, что же это?

О боже, ямочка ланит, она сокровище таит,

Погибель скорую сулит то углубленье, что же это?

О боже, подбородок тот, как серебристый круглый плод,

Родник Ковсара, копь щедрот, души томленье,

что же это?

О боже, шейка – чудеса, кувшина горлышко, лоза,

А ожерелье вкруг неё для украшенья, что же это?

О боже, тела белизна, жасмин в цвету, любви страна!

За что мучительство терплю? Судьбы веленье,

что же это?

О боже, руки до плеча или секира палача?

Или заветной цели путь, где ждёт плененье, что же это?

Кого прославил Кишвери, луну иль тёплый свет зари?

О, вдохновенье, воспари! Всех совершенней, кто же это?

РУБАИ

Аллаха славил я за то, что юность, день за днём,

С любимой вместе проводил за дружеским столом.

Возьми себе и райский сад, и мёд, и виноград,

Оставь возлюбленную мне, подай кувшин с вином.

* * *

Твой лик – раскрывшийся цветок – приди, о черноокая,

Речь – животворный родничок, приди, о черноокая,

Утешь печальных глаз зрачок, приди, о черноокая.

На миг явись, я изнемог, приди, о черноокая.

* * *

Я болен, и подруга мне достойная нужна.

Та, что была бы весела, отзывчива, верна.

Когда пируем мы, тогда друзей вокруг полно,

Но утешает в скорби нас любимая одна.

Мухаммас

НЕ НАШЁЛ

От души я отказался, но спасенья не нашёл.

Ту, что ярче юной розы в день весенний не нашёл.

Я состарился в разлуке, утоленья не нашёл, –

Полюбил я безответно, утешенья не нашёл.

Я пожертвовал собою, но забвенья не нашёл.

Став скитальцем одержимым, по дорогам я блуждал,

Но владык мягкосердечных я нигде не повстречал.

Я с возлюбленной расстался и отчизну потерял,

Утешителя не видел, чтобы горе врачевал.

Боль сердечную обрёл я, излеченья не нашёл.

Этой ночью я не знаю, где любимая была,

Но глаза хмельными стали, и сама она цвела.

У меня забилось сердце, ослепила очи мгла,

Ты мишенью для насмешек сделать боль мою смогла –

Насмерть грудь мою пронзила, а раненья не нашёл.

Мой цветок, я в разлученье кровью собственной

сожжён.

Стал черней тычинок мака, я клеймом тоски клеймён.

Лик мой стал желтей шафрана, – он слезами окроплён,

В сердце шип вонзила роза, – я копьём любви пронзён.

В цветниках любви доныне я цветенья не нашёл.

Я не слушался советов, наставленьям не внимал, –

«Умирай!» – мне приказала, – бездыханным я упал.

Усмехнувшись, прошептала: «Сам он этого желал!» –

Я шахини беспощадней и прекрасней не встречал,

Всё стерпел – ни в ком такого я смиренья не нашёл.

В размышлении печальном продолжаю свой рассказ,

Пусть все знают, что со мною жизнь жестоко обошлась, –

Я Меджнуном стал в разлуке, кровь течёт из скорбных

глаз.

О деяниях Фархада мне читать пришлось не раз,

Описания такого злоключенья не нашёл.

Как Юсуф она прекрасна, плащ её алей зари,

Но в обители печали изнывает Кишвери,

Упрекай меня, измучай, но улыбкой озари.

Навои, шахини норов, если сможешь, усмири!

От любовного терзанья исцеленья не нашёл.